Вторая рука

Позади человека с вилами, стоя так, что из коневозки его было не видно, маячил Питер Рэммилиз. На его роже отражалась мерзкая смесь удовлетворения, злорадства и предвкушения, полная противоположность бдительной сосредоточенности шотландцев. Я так понял, что он сидел за рулем «лендровера», чтобы не попадаться мне на глаза.

Тот, что был с Чико, вывел его на край пандуса и остановился с ним наверху. Чико не столько стоял, сколько висел, привалившись к громиле, слегка улыбаясь и явно ничего не соображая.

– А, Сид, привет! – сказал он.

Державший его громила вскинул дубинку и обратился ко мне:

– Короче, слушай, малый! Стой смирно. Не шевелись. Дернешься – я твоего дружбана прикончу в два счета, ты и глазом моргнуть не успеешь. Понял?

Я никак не отреагировал, но секунду спустя громила резко кивнул тому, что был с вилами.

Тот медленно, опасливо пошел в мою сторону, угрожая мне вилами.

Я посмотрел на Чико. На дубинку. Подумал об увечье – я не могу так рисковать…

И… остался стоять неподвижно.

Человек с вилами сперва целился ими мне в живот, потом поднял выше, к сердцу, потом еще выше. Медленно, осторожно, шаг за шагом, он подходил все ближе, пока один из острых концов не уткнулся мне в горло.

– Стой смирно! – угрожающе повторил человек с Чико.

Я стоял.

Зубцы вил скользнули вдоль моей шеи, по одному с обеих сторон, прошли под подбородком и уперлись в деревянную стенку у меня за спиной. Заставив меня задрать голову. Пришпилив меня за шею к стене, но не причинив вреда. «Все лучше, чем сквозь шею», – промелькнуло у меня в голове, однако же самоуважения мне это не прибавило.

Направив вилы, как считал нужным, мужик изо всех сил толкнул рукоятку, вонзив острия зубцов в дерево. А потом налег на рукоятку всем весом, чтобы я не мог вырвать вилы из стены и освободиться. Редко мне доводилось чувствовать себя так беспомощно и так глупо.

Человек, державший Чико, внезапно повел плечами, как будто расслабившись, снес Чико на руках вниз по пандусу и дал ему пинка под зад. Чико растянулся на мягких стружках, безвольный, как тряпичная кукла, а мужик подошел ко мне, чтобы лично убедиться, надежно ли меня зафиксировали.

Он кивнул своему напарнику.

– Ты, главное, своим занимайся, – сказал он ему. – Насчет того, другого не беспокойся. Я за ним пригляжу.

Я смотрел в их лица, чтобы запомнить на всю жизнь.

Жесткие, грубые линии скул и ртов. Холодные глаза, внимательные и бесчувственные. Черные волосы, бледная кожа. Маленькие головы на мощных шеях, расплющенные уши. Массивные подбородки, синие от щетины. Лет под сорок, наверно. Очень похожи друг на друга, и в обоих чувствуется методичная жестокость закаленных наемных убийц.

Приблизившийся ко мне Питер Рэммилиз по сравнению с ними выглядел рыхлым, как губка. Невзирая на неодобрение его громил, он тоже ухватился за рукоятку вил и подергал. Вилы не шелохнулись, – похоже, его это удивило.

– Что, – сказал он мне, – будешь знать, как совать свой сопливый нос куда не надо!

Я не дал себе труда ответить. У них за спиной Чико поднялся на ноги, и в миг отчаянной надежды я было подумал, что он все это время дурачил их, изображая сотрясение мозга, а на самом деле он в порядке и сейчас пустит в ход свое дзюдо.

Но это был всего лишь миг. Пинок, который он отвесил громиле, что его держал, не опрокинул бы и карточный домик. Я в тошнотворной, бессильной ярости увидел, как дубинка снова обрушилась на голову Чико и он рухнул на колени, вновь теряя сознание.

Мужик с вилами делал то, что ему велели, – держал рукоятку. Я изо всех сил дергался и выдирался, отчаянно пытаясь освободиться, но у меня ничего не вышло, а верзила с Чико расстегнул пояс.

Я с изумлением увидел, что он носил вместо пояса не ремень, а цепочку, тонкую и гибкую, вроде тех, какими заводят настенные часы с маятником. На одном конце у нее было нечто вроде ручки, за которую он и взялся. Громила взмахнул рукой, свободный конец свистнул в воздухе и обвил Чико.

Голова у Чико вскинулась, глаза и рот изумленно распахнулись, – казалось, новая боль заставила туман развеяться, будто огнемет. Громила снова замахнулся, цепочка обрушилась на Чико, и я услышал, как ору:

– Ублюдки! Ублюдки чертовы! – но никто не обратил внимания.

Чико пошатываясь поднялся на ноги и спотыкаясь попятился в сторону. Мужик надвигался на него и хлестал, хлестал, хлестал с неубывающей свирепостью, гордясь своей работой.

Я орал что-то отрывистое, что-то бессвязное, требовал, чтобы он прекратил, испытывая сразу и ярость, и ужас, и мучительное чувство вины. Если бы я не потащил Чико в Ньюмаркет… Если бы я не боялся Тревора Динсгейта… Это из-за моих страхов Чико оказался здесь… в этот день… Господи! Ублюдок! Прекратите! Прекратите!.. Я выдирался из вил и никак не мог освободиться.

Чико дергался, спотыкался и в конце концов пополз по кругу вдоль манежа и остался лежать ничком недалеко от меня. Тонкая ткань его футболки дергалась от каждого удара цепочки, и я видел кровавые полоски, проступающие сквозь нее тут и там.

Господи!.. Чико!..