Под вечер я поговорил с Кеном Армидейлом. Он хотел знать, как прошла моя беседа с Жокей-клубом, но помимо этого он был исполнен самодовольства, и не без причины.
– Этот штамм краснухи в самом деле сделали устойчивым практически ко всем имеющимся антибиотикам, – говорил он. – Очень тщательная работа. Но я так понимаю, есть один малоизвестный препарат, с которым он вряд ли стал связываться, потому что никому не пришло бы в голову лечить этим лошадь. Очень редкий и очень дорогой. Зато, судя по всему, он должен помочь. Как бы то ни было, я его, похоже, сумел раздобыть.
– Прекрасно! – сказал я. – А где?
– В Лондоне, в одной клинической больнице. Я поговорил с тамошним фармацевтом, и он обещал приготовить мне коробочку и оставить ее в регистратуре, чтобы вы могли ее забрать. Она будет надписана «Холли».
– Кен, вы сокровище!
– Мне пришлось заложить душу, чтобы его раздобыть.
С утра я забрал лекарство и приехал на Портмен-сквер, где меня снова поджидал Чико. Лукас Уэйнрайт спустился к нам из своего кабинета и предложил довезти нас на его машине. Я подумал о том, сколько времени я провел за рулем за последние две недели, и с благодарностью согласился. «Скимитар» мы оставили на стоянке, которая накануне была набита битком из-за какого-то мероприятия на открытом воздухе, проводившегося по соседству, и отправились в Ньюмаркет в большом «мерседесе» с кондиционером.
– Ну и жарища! – сказал Лукас, врубая охлаждение. – Не люблю я это время года.
Сам он был в офисном костюме, в отличие от нас с Чико: мы оба были в джинсах и футболках и ни одной куртки не прихватили.
– Отличная машина! – с восхищением заметил Чико.
– А у вас же вроде был раньше «мерс», Сид, разве нет? – спросил Лукас.
Я ответил, что был, и половину дороги до Саффолка мы провели за разговором о машинах. Водил Лукас неплохо, но так же нетерпеливо, как делал все остальное. «Не человек, а перец с солью!» – думал я, сидя рядом с ним. Темные с проседью волосы, серые с темными крапинками глаза, рубашка в серую и черную крапинку, неброский галстук. И все его поведение – манера речи, жесты и все прочее – точно так же было приправлено перцем с солью.
Наконец он спросил – я знал, что рано или поздно этого не избежать:
– Ну а как продвигается дело с синдикатами?
Чико на заднем сиденье не то усмехнулся, не то фыркнул.
– Ну… – сказал я. – На самом деле жаль, что вы спросили.
– Даже так, да? – нахмурился Лукас.
– Ну как. Там явно что-то происходит, но пока что нам не удалось выяснить ничего конкретного – все сплошь сплетни да слухи. – Я помолчал. – Можем ли мы надеяться на возмещение расходов?
Лукас угрюмо усмехнулся:
– Пожалуй, я мог бы провести это по статье «помощь, оказанная Жокей-клубу». Думаю, после вчерашнего мои коллеги возражать не станут.
Чико выразительно показал мне два больших пальца за спиной у Лукаса, и я подумал, что надо будет воспользоваться случаем, пока климат благоприятный, и вернуть себе то, что я уплатил Джекси.
– Вы хотите, чтобы мы продолжали расследование? – спросил я.
– Однозначно! – Он решительно закивал. – Непременно продолжайте.
Мы довольно быстро доехали до Ньюмаркета и плавно затормозили на ухоженной дорожке перед домом Джорджа Каспара.
Других машин перед домом не было. Во всяком случае, «ягуара» Тревора Динсгейта точно не было видно. В принципе, в такой день, как сегодня, ему положено находиться в Йорке по своим букмекерским делам. Но я был вовсе не уверен, что он там.
Джордж ожидал Лукаса, а мне совсем не обрадовался. А Розмари, которая спустилась вниз и увидела меня в холле, немедленно ринулась вперед через паркет и ковры, негодуя весьма пронзительно.
– Вон отсюда! – кричала она. – Да как ты только посмел сюда явиться?!
На щеках у нее выступили алые пятна, и весь вид у нее был такой, как будто она еще немного – и попытается вышвырнуть меня за дверь самолично.
– Ну что вы, что вы, – повторял Лукас Уэйнрайт, как водится, корчась и ежась от смущения, какое испытывает любой моряк в присутствии женщины, которая ведет себя неподобающе. – Джордж, ну уговорите же вашу жену, пусть она нас
Наконец Розмари уговорили, и она с прямой, как палка, спиной опустилась на стул в своей элегантной гостиной. Мы с Чико удобно расположились в креслах, и Лукас Уэйнрайт, взявший на себя обязанности докладчика, принялся рассказывать о свиной краснухе и проблемах с сердцем.
Каспары слушали нас в растущем смятении. Когда Лукас упомянул Тревора Динсгейта, Каспар вскочил и принялся возбужденно расхаживать взад-вперед.
– Этого не может быть! – повторял он. – Только не Тревор! Ведь он же мой друг!
– Вы его подпускали к Три-Нитро тогда, после последнего резвого галопа? – спросил я.
Джордж ничего не сказал – по его лицу и так было все ясно.
– В воскресенье утром, – произнесла Розмари жестким ледяным тоном. – Он приехал в воскресенье. Он часто так делает. Они с Джорджем пошли на обход конюшни. – Она сделала паузу. – Тревор любит хлопать лошадей по крупу. Так многие делают. Некоторые гладят их по шее. Некоторые чешут за ухом. А Тревор хлопает по крупу.