Второй год

"Земляк! Тут совсем рядом — мой земляк!", — мысли в голове забегали, выискивая возможные способы встречи с пока еще незнакомым, но наверняка замечательным пацаном. О том, чтобы отпрашиваться у командиров не могло быть и речи: кто это отпустит солдата в чужой стране, в незнакомом месте да еще и одного? Это полным идиотом нужно быть, чтобы сказать: "Иди, Сёмин, навести своего дорогого земляка, а мы всем батальоном тебя тут подождем".

Радостную мысль о возможной встрече с земляком сменила мысль более приземленная: "Нурик принес мясо". Свежего мяса я не видел с Ашхабада. Кормили в полку вкусно и сытно, но рацион был скуден на витамины. Ну какие витамины могут быть в сгущенном молоке? Одни жиры, белки и углеводы. Мясо — только тушенка, а она, как известно, витаминов не содержит. Даже картошку — и ту привозят из Белоруссии в стеклянных банках уже чищенную. Какие уж тут витамины. В первые дни после приезда в полк меня удивляло, что любимым лакомством после конфет и печенья для многих является лук. Обыкновенный репчатый лук, которого полно на продскладе. Я лично до армии лук не любил ни в каком виде: ни в свежем, ни в вареном. Но попав на калорийную, но безвитаминную диету я стал жрать репчатый лук как яблоки, не чувствуя горечи. У меня стали крошиться зубы и организм решительно требовал хотя бы витамина С. А тут — свежее мясо…

Но с другой стороны — земляк!

Не последний день служим, мясо еще к нам "заплывет", а вот когда еще удастся побывать в этом Шибиргане?

"Нет", — решил я для себя, — "такой случай упускать нельзя. Хрен с ним, с этим мясом. Не в жратве счастье".

Сменившись с "фишки" и прихватив автомат, я двинул напрямую в сторону позиции первой роты, благо до нее было рукой подать. Под грибком возле вагончика стоял часовой в бронежилете и каске со снайперской винтовкой за плечом. Он не обрадовался и не огорчился моему появлению, только вместо уставного "Стой! Кто идет?" спросил:

— Чего надо?

Я, слава Богу, уже не первый месяц в армии служу и меня этими "чего надо?" на

испуг не возьмешь. Это я только курсантом в учебке всего "шугался", а три месяца службы в полку сделали из меня человека.

Наглого и самоуверенного.

— Мордва есть? — вместо ответа я сам задал часовому вопрос, причем слово "есть"

произнес с противной гнусавостью, той самой с которой черпаки разговаривают с молодыми. Вот так: "мордва йэст?"

Часовой посмотрел на меня с недоверием:

— А ты что? Мордвин?

Я, сообразив, что ни деда, ни дембеля, под грибок скорее всего никто не поставит,

подстегнул скакуна своей наглости:

— Оу, военный! Тебя волнует: кто я, откуда? Тебя спросили: "мордва есть?".

Часовой еще раз посмотрел на меня и, вероятно, решив, что простой дух так

борзеть да еще и в чужой роте не посмеет под страхом жестокой расправы, отнес меня к черпаческому сословию: этим можно все, черпаки — самый наглый в полку народ.

— Колян! — крикнул часовой куда-то за вагончик, — скажи Воце, к нему земляк

пришел.

С одной короткой фразы часового я узнал о земляке больше, чем если бы целый час листал его личное дело.

Во-первых, мой земляк явно старослужащий, потому, что если бы он был дух, то часовой построил бы фразу по-другому: "Колян, позови такого-то". Во-вторых, моего земляка в роте уважают и выделяют из числа всех остальных. Если бы это было не так, то часовой крикнул бы фамилию Воцы. А тут ему достаточно было сказать только имя для того, чтобы невидимый Колян сразу понял о ком идет речь и не спутал его еще с парой других Вовчиков. В-третьих, к моему земляку в роте относятся хорошо, потому, что часовой просто мог указать рукой направление и сказать: "вон там посмотри". Вместо этого, он попросил Коляна сказать, чтобы дорогой земляк уважаемого Воцы не плутал по позиции в напрасных поисках. В-четвертых, часовой крикнул Коляну, что бы тот не позвал Воцу, а только сказал ему, что пришел его земляк. А уважаемый Воца пусть сам решает: выходить ему или нет. Может он как раз сейчас сильно занят и никак не может уделить мне внимание. Настроение мое улучшилось и пришпоренная наглость совсем закусила удила: обзавестись таким земляком было совсем недурно. На часового я посмотрел как на пустое место.

Оповещенный Коляном о прибытии дорогого гостя из-за вагончика к грибку вышел пацан чуть постарше меня. Не смотря на зиму, одет он был в линялую хэбэшку, а на голове его была панама.

"Дембель", — догадался я, — "Февральский".

У пацана было широкое простое лицо и спокойный внимательный взгляд. По посадке головы, по манере говорить и держать себя сразу было видно, что передо мной человек хорошо знающий себе цену, который любому поправит арифмометр, если тот обсчитается в оценке. Воца был на полголовы ниже меня, но в плечах был пошире не то, что Кравцова, но и бугая Полякова.

— Ты, что ли, мордвин? — спокойно, без радости спросил он меня.

— Я, — мне стало неловко, что я позволил себе отвлечь от дела такого серьезного

человека.

— Ну, здравствуй, брат, — Воца протянул мне руку и, обняв меня, поочередно

приложился своими щеками к моим, — пойдем.