Второй контакт (Колонизация — 1)

“Харбин!” - крикнул таможенник. “Глупая женщина! Глупая женщина! Невежественная женщина! Красные в Харбине не сильны”.

“Я ничего об этом не знаю”, - ответила Лю Хань, которая знала об этом довольно много. “Я уже очень, очень давно говорю вам, что ничего об этом не знаю. И моей племянницы здесь тоже нет.”

“Ты ничего ни о чем не знаешь”, - сказал таможенник. “Давай, убирайся отсюда, и твоя глупая племянница-черепаха тоже”.

“Он глупая черепаха”, - сказала Лю Мэй, как только они отошли подальше от слуха начальника таможни.

Лю Хань покачала головой. “Нет, он хорошо выполнил свою работу - он был прав, подозревая нас, и мне пришлось немало потрудиться, чтобы заставить его отпустить нас. Если бы он был глупым, мне было бы легче. Проблема была не в этом. Проблема заключалась в том, что он слишком усердно служит империалистическим маленьким дьяволам - или, может быть, нашим врагам в Гоминьдане”.

“Значит, с ним что-то должно случиться”, - сказала Лю Мэй.

“И, возможно, что-то произойдет”, - сказал Лю Хань. “Партия здесь, в Шанхае, должна знать о нем. А если они не знают, мы можем передать сообщение из Пекина. Да, возможно, что-то случится с бегущей собакой ”.

Шанхайский железнодорожный вокзал находился недалеко от доков: большое здание из серого камня, опять же в западном стиле. Поскольку это было недалеко, Лю Хань и Лю Мэй пошли пешком. В дополнение к тому, что они взяли на себя роль китайцев с Филиппин, теперь у них было меньше багажа, чем они взяли на борт "Liberty Princess" в Лос-Анджелесе. Лю Хань был рад, что не нужно эксплуатировать труд рикши или водителя велотренажера. Такая работа могла быть необходимой, но она была унизительной. Теперь, когда она увидела Соединенные Штаты, она почувствовала это сильнее, чем когда-либо.

Очереди перед продавцами билетов не были аккуратными, как это было бы в США. Вряд ли их вообще можно было назвать очередями. Люди толкались, кричали и проклинали друг друга, все проталкивались вперед, чтобы помахать деньгами перед лицами клерков. Лю Хань чувствовала себя захлебнувшейся, задушенной человечностью. В Шанхае было не более многолюдно, чем в Пекине, но ее последним эталоном сравнения был Лос-Анджелес, город, гораздо более раскинувшийся, чем любой из китайских городов. Лю Мэй, стоявшая у нее за спиной, локтями прокладывала себе дорогу вперед.

После долгих ссор ей удалось купить два билета второго класса на север до Пекина. Платформа, на которой ей и ее дочери пришлось ждать, была такой же переполненной, как и тесное пространство перед продавцами билетов. Она ожидала этого. Поезд прибыл на станцию с опозданием на три часа. Она тоже этого ожидала.

Но после того, как они с Лю Мэй пробились к местам на жестких скамейках вагона второго класса, она расслабилась. Несмотря на все неудобства, они ехали домой.

Йоханнес Друкер пробормотал что-то неприятное себе под нос, паря в невесомости в Кате, верхней ступени своего А-45. Радио не было настроено на передачу, так что никто на земле не мог его услышать. Это, несомненно, было к лучшему.

Он сдержался. Он надеялся, что никто внизу, на земле, не мог его услышать. Он оставался политически подозрительным и знал это. Он не прошел бы мимо СС, протащив секретный микрофон и передатчик к Кэти в надежде, что скажет что-нибудь обличительное, когда будет думать, что его никто не слушает. Если бы у него было какое-то мнение о Генрихе Гиммлере и овцах, он был бы достаточно умен, чтобы запутать их.

“Ба!” сказал он тихо и насмешливо. Пусть парни в черных куртках разберутся, что это значит, если они слушали. У него были более важные причины для беспокойства. Если бы на нем была шляпа, он бы наклонил ее в сторону генерала Дорнбергера. Комендант Пенемюнде смог удержать его в космосе. Насколько он был обеспокоен, это было самое веселое, что он мог получить в одежде.

На его экране появился сигнал радара, достаточно яркий, чтобы заставить его моргнуть. “Du lieber Gott”, сказал он, совершенно не заботясь о том, слушает ли его кто-нибудь. “Я думаю, американцы строят здесь Нью-Йорк”. Станция была заметно больше, чем во время его последнего полета на орбиту, и даже тогда она была огромной. Его немецкий аналог не мог конкурировать.

Он переключил свой радиоприемник на те диапазоны, которые предпочитали американцы. Они время от времени проявляли небрежность при передаче сигналов. Недостаточно часто. Они соответствовали стандартам вермахта - или, возможно, немного превосходили их, - когда разговаривали друг с другом. Его лучшей надеждой было застать их во время аварии, чтобы он мог услышать, что они говорят, когда они не так много думают о том, слушает ли он.

Думая таким образом, он чувствовал себя немного виноватым. Желать несчастного случая кому-либо в космосе, вероятно, означало желать смерти и ему тоже. За пределами атмосферы произошло очень мало незначительных аварий - все работало нормально, иначе ты был бы мертв. Друкер не хотел, чтобы кто-то желал ему такого несчастья.