Второй контакт (Колонизация — 1)

По-прежнему молча, она снова надавила. Боль от того, что первое яйцо пошевелилось внутри нее, угрожала разорвать ее надвое изнутри. А яйцо не двигалось. Возможно, на него действительно воздействовали. После каждого брачного сезона на Родине нескольким самкам требовалась операция по удалению пораженных яиц. Разве это не было бы просто ее удачей, получить неотложную медицинскую помощь здесь, в центре Рейха ? Тогда им пришлось бы ее увезти.

Я попробую еще раз, подумала она, а потом позову врача. В отличие от засушливых равнин, на которых эволюционировала Раса, кладочная была оборудована телефоном на дальней стене. Если Феллесс нуждалась в помощи, она могла ее получить.

Она сделала глубокий, очень глубокий вдох, как будто наполнение легких воздухом могло каким-то образом помочь вытолкнуть яйцо из нее в песок. И, возможно, так и было, потому что она почувствовала, как проклятая штука сдвинулась внутри нее. Это заставило ее удвоить усилия, чтобы выдавить его. Это также удвоило ее боль, но каким-то образом она едва заметила.

Яйцеклетка вышла и упала в песок. Вместе с ней пришло чувство облегчения и решимости, которые, несомненно, проистекали из какого-то гормонального источника, а не из той причины, на которую она обычно полагалась. Все еще оседлав углубление в песке, она снова двинулась вперед.

Со вторым яйцом ей было легче, чем с первым. Возможно, первое помогло проложить путь для следующего. Вскоре два желтоватых крапчатых яйца - цвета, соответствующего песку, в который их клали ее предки, - покоились в ложбинке.

Она засыпала их песком, который зачерпнула в сторону. Ее движения были уверенными и ловкими; ее тело знало, сколько песка нужно на них насыпать. Затем, поверх песка, она немного опорожнилась. Это было так же инстинктивно, как и все остальное ее поведение при укладке.

Как только она это сделала, она сделала несколько быстрых шагов прочь от места, где лежали ее яйца. Любая другая самка Расы, которая попыталась бы лечь в этом месте, была бы точно так же отталкиваема феромонами при падении. То же самое сделали бы самки нескольких видов хищников, вернувшихся Домой. В наши дни женщинам Расы редко приходилось беспокоиться о них, но эволюция этого не знала.

Феллесс направилась к двери кладочной. Эти первые несколько добровольных шагов показали ей, насколько она измотана: ноги не хотели выдерживать ее вес. Она чувствовала пустоту внутри; растущие внутри нее яйцеклетки сдавили остальные внутренности, в которых теперь, казалось, было больше места, чем они знали, что с ними делать.

Она хотела поспешить в трапезную, но не могла - она никуда не могла спешить. Она могла только идти медленно, ее ноги все еще были широко расставлены. Ее клоака болела - хуже, чем просто болела, - из-за того, что ее растянули гораздо сильнее, чем требовалось для раскрытия в любое другое время в ее жизни.

В столовой была ветчина. Феллесс одобрила ветчину. Это было одно из немногих тосевитских блюд, которое она одобрила. Она съела несколько ломтиков, вернулась и съела еще несколько. Казалось, это добавило ей балласта. Когда она вернулась за третьей порцией, официант с сомнением посмотрел на нее. Сардоническим тоном он спросил: “Что ты сделала, только что снесла четыре яйца?”

“Нет, только двое”, - ответил Феллесс, что заставило потенциального вита отступить в таком же замешательстве, какое испытала Раса, отступая из Англии.

Поев, Феллесс отправилась в свою каюту. Она знала, что хотела там сделать, и сделала это: легла и заснула. Когда, наконец, она проснулась, то была зверски голодна. Взгляд на хронометр показал почему: она проспала полтора дня.

Все еще чувствуя себя неловко и медленно, она проверила свои сообщения. Только одно имело значение настолько, чтобы ответить сразу. Поскольку я мужчина, я должен был сделать все возможное при подготовке кладочной камеры, написал Сломикк. Было ли это удовлетворительно?

Во всех отношениях, она ответила и отправила сообщение. Офицер по науке справилась так хорошо, как могла бы любая женщина.

После отправки сообщения одна из глазных башенок Феллесс опустилась к запертому ящику в ее столе. В этом ящике, несмотря на предупреждения Веффани, лежал флакон с несколькими вкусами имбиря. Она хотела попробовать. Она была уверена, что трава поможет облегчить ее усталость после родов. Насколько она была обеспокоена, имбирь облегчал все.

Но, с тихим шипением сожаления, она заставила себя отойти от своего стола. Она не могла попробовать имбирь, если собиралась на публике - а она собиралась на публике, потому что снова умирала с голоду. Она не хотела останавливаться, чтобы подкрепиться по дороге в столовую. Она вообще не хотела останавливаться по дороге в столовую, и она не хотела попасть в беду из-за использования имбиря. Больше всего она не хотела, чтобы что-то, даже такое маленькое, как мужской репродуктивный орган, проникло в ее клоаку.