Вурдалакам нет места в раю

Горихвост перемахнул через разросшиеся кусты, огородившие бульварное кольцо, и опустился на мостовую. Из-под ноги взметнулось облачко пыли – как видно, никто не гулял по центральной площади уже целую вечность. Разбрасывая мусор и поднимая тучи, Горихвост устремился вперед. Рысь могла настигнуть его в два прыжка, однако за спиной не раздавалось никаких звуков, кроме шума слабого ветерка. Оглянувшись, беглец заметил, что рысь замерла у края площади и не решается ступить на ее поверхность, как будто боится провалиться или утонуть в том, что скрыто под слоем пыли.

На всякий случай он остановился. Осторожно заглянул под сапог. Тусклый блеск крупных алмазов мелькнул в отражении следа. Площадь вымощена кристаллами, как и все в этом мире. Что тут странного? Чего испугалась зверюга?

– Эй, зверюшка! Иди ко мне. Кис-кис-кис, – испытания ради позвал Горихвост.

Рысь принюхалась, но соскочить с золотого бульвара не решилась.

– Что, боишься? – воспрянул беглец. – Ну-ка, достань меня!

Рысь сверкнула глазами, но сделать шаг не отважилась. Цепочка следов протянулась за Горихвостом до середины площади. Ноги чувствуют твердую опору, ничто не мешает стоять, опасности рядом нет…

– Ха-ха-ха! – от души залился хохотом Горихвост. – А ты пуглива, кошачья мордашка! В этом городе все такие? Или только гулящие девки, что встречают путников на ступенях, как будто хотят предложить им чуток своей страстной любви за недорогую плату?

Рысь оскалилась – насмешки ей сильно не нравились. Однако достать беглеца она не могла. Почувствовав себя в безопасности, Горихвост разошелся:

– Ну, ступай ко мне! Я подарю тебе ночь любви! И денег не возьму. Тебе понравится – вот увидишь! Давай-давай, не смущайся. Потрать капельку девичьей чести. Чего рычишь? Удовольствие предвкушаешь? Ой, какие кривые зубки! У нас на ярмарке такие сразу дерут.

Рысь металась за живой изгородью, не находя себе места.

– Кис-кис! Твой котик ждет тебя! – не желал останавливаться Горихвост. – Му-у-ур! Погладить тебя по брюшку?

Как смешно наблюдать ярость кошки, да еще раздувшейся от самомнения! По правде говоря, драть вас нужно, кошачьих, как Сидорову козу. Но сначала позлить! Вон, как бьет хвостом по дорожке – будто бичом стегает!

Терпение хищницы лопнуло. Она окуталась мутной завесой и превратилась в огромную птицу с длинной шеей и острым клювом. Серые перья встопорщились, и распахнулись широкие, как полотнища, крылья. Птица подпрыгнула на тощих ногах, обтянутых сморщенной кожей, и взмыла в воздух.

«Ой! Вот это промашка! – пришло на ум Горихвосту. – И зачем я чихвостил это милое, пушистое создание? Лучше бы оно оставалось кошкой…»

Птица развернулась, и, как ни в чем не бывало, полетела над площадью.

«Никогда больше не буду позволять себе насмешки над противником, силы которого неизвестны!»

Жаль, что эта мудрая мысль пришла слишком поздно. Птица направила на Горихвоста кривой клюв и устремилась вниз, как падающий таран. Волчий инстинкт включился без напоминаний: не раздумывая, Горихвост бросился наутек.

Взмахи крыльев подняли тучи пыли. Все вокруг заволокло удушливой взвесью, которую солнечные лучи пронизывали золотистыми струнами. Мостовая обнажилась, но вместо больших самоцветов Горихвост вдруг увидел, что под ногами зияет пустота. Вся площадь оказалась широкой дырой в небосводе, а Горихвост висел посреди этой дыры и почему-то не падал.

Лихо-марево! Сверзиться с неба на землю и превратиться в беспутную душу? Неужто из меня выйдет вторая Шутиха? Только не это!

По правде сказать, у Горихвоста от страха тряслись поджилки. Открывшаяся под ногами пустота как будто засасывала. Внизу виднелись заснеженные поля облаков, еще дальше – густые чащи лесов и распаханные поля, прорезанные тонкими нитями рек. От высоты сперло дыхание и закружилось в глазах. Горихвост бросился на колени, но вместо того, чтобы провалиться, ударился лбом о твердую и жесткую преграду.

Ладони уперлись в гладкую поверхность кристаллов. Пальцы нащупали бриллианты такой чистоты, что свет проходил их насквозь, а глаз просто не замечал. Под каждым из кристаллов виднелся кусочек Дольнего мира, и его можно было рассмотреть во всех подробностях, как сквозь увеличительное стекло.

Так вот почему эту площадь называют Зеницей! Она как зрачок в глазном яблоке, и с нее можно увидеть все, что пожелаешь.

Но времени на догадки не оставалось. Неведомый противник снова атаковал. Ступить на мостовую-невидимку он опасался, но летать над ней – это другое дело, тут он чувствовал себя в родной стихии.

Горихвост увернулся от острого клюва и побежал к центру площади. Шагая в пустоту, он каждый раз ждал, что провалится и рухнет с головокружительной высоты, но невидимые алмазы надежно держали его, и оставалось лишь молиться, чтоб и при следующем шаге прозрачная твердь под ногами не оказалась обманом.

Укрытием могла послужить только белая вежа, грозным исполином уходящая в черное небо. Триста пологих ступеней вели к узкой двери, оббитой железными листами. К счастью, дверь оказалась не заперта.