Вурдалакам нет места в раю

– Я – твой господин! Признай это и повинуйся! – наседал призрак.

Горихвост понял, что ему не устоять, и бросился бежать. Единственная дверь палаты до сих пор оставалась забаррикадирована. Освободить ее в спешке нечего было и думать. Зато у дальней стены Горихвост разглядел витую лестницу, уводящую вверх.

Преследователь раскрыл ладонь. На ней появился живой синий цветок. Бутон на глазах распустился, и из лепестков выскочил маленький конек, прозрачно-голубой, невесомый, как и его хозяин. Витязь подул на конька – тот стремительно начал расти и превратился в большого и резвого жеребца, под стать богатырскому седоку.

Воин мгновенно вскочил в седло, вернул в руку рогатину и пустился догонять Горихвоста.

Горихвост бросился вверх по ступеням. Если б он был все еще в своем теле, то непременно выдохся бы уже на первом пролете. Но теперь легкий дух его парил ввысь, не задерживаясь. Вот беда – преследователь, видимо, тоже не тяготился земной оболочкой. Конь взлетал по ступеням намного быстрее, и расстояние между всадником и беглецом стремительно сокращалось.

*

Извилистая Змейка разъярилась. Из мелкой речушки она превратилась в полноводный поток, сметающий все на своем пути. Плотину Курдюмовой мельницы смыло, и замоченные в ней конопляные стебли разлетелись по волнам, как блеклые утопленники, раскинувшие ветвистые руки и пытающиеся ухватиться хоть за какую-то опору. Мельничное колесо сорвалось, и течение катило его в сторону омута, подбрасывая на подводных ухабах.

Воды Шерны поднимались все выше и выше, подбираясь к Крутому яру, на котором метались обреченные бабы с малыми детьми на руках. От разбушевавшейся речки люди бросались к противоположному краю капища, но оттуда на них надвигался трескучий пожар, пожирающий остатки леса. Огонь уже выбрался на опушку и принялся за сухую траву, оставшуюся на Девичьем поле после косьбы.

– Где Яруша? – бросалась княгиня от одного беженца к другому. – Вы не видели Ярогневы?

Но люди лишь ошалело мотали головами и отводили глаза. Всеволод вцепился в мантию Дыя, притянул к себе и заглянул в карие, играющие отблесками искр глаза.

– Наша девочка могла выбраться? – глухо, чтобы не слышала жена, спросил он.

– В огне брода нет, – так же глухо ответил Лесной царь.

– Что теперь с нами будет?

– Мы – лишь мелкие муравьи на груди у земли. Исчезнем – земля не заметит. Главное – Мироствол. Если он загорится – конец всему миру.

– Что тогда?

– Упадет Дерево – рухнет небо. Твердь распадется на осколки. Погаснут солнце и месяц, звезды осыплются, наступит тьма. Миры вселенной перемешаются, жить станет негде, – подвел черту Дый.

Ровную площадь посреди горки встряхнуло так, что князь ухватился за столб. Кумиры старинных богов дрогнули и перекосились. Порыв горячего ветра повалил ворота ветхого капища, и без того дышавшие на ладан. Столбы, на которых они держались, выворотились из земли и рухнули на чахлую траву, в которой уже мелькали озорные искорки близкого пожара.

Вихрь попытался сорвать с Дыя мантию и едва не сбросил с Крутояра трактирщика, который метался и вопил больше всех. Щеробор издал дикий вопль, вцепился в статую Рода и заголосил:

– Кто не держится – тот пойдет на уху!

Хорохор сорвался с каменной шапки кумира, встопорщил крылья и истошно заграял:

– Летит! Прячьтесь! Пропадем ни за грош!

– Кто летит? Куда прятаться? – тотчас впал в панику Щеробор.

– Змей летит, дурень! Пламя несет! – нарезая круги, вопил ворон.

Всеволод тревожно вгляделся в юго-восточную даль, откуда порывистый ветер швырял в глаза пыль и пепел пожара. Умело оседлав воздушный поток, оттуда неслась пламенеющая фигура дракона. Змей то и дело нырял вниз и обдавал землю огненными волнами, словно охотясь на добычу, пытающуюся ускользнуть от него в лесных зарослях.

– А вот и наш простачок! Ай да ловкач! – с удивлением бросил Нежата.

Всеволод повертел головой, не понимая, о чем толкует его верный слуга, и тут же увидел, как из-за стены бурелома выпрыгивает Лутоха в своем драном рубище, сжимающий в руках что-то тонкое, длинное, затянутое в багряное корзно.

– Ярогнева! – прошептал князь.

Тонкая девушка казалась невесомой, но даже с такой ношей продираться через поваленные стволы было трудно, и юродивый то и дело спотыкался и припадал на колено. Окровавленный Душебор в ножнах болтался у него на боку и цеплялся за кусты, которые дергали беглеца и тянули назад. Верхуслава прижалась к мужу и стиснула его руку. Змей спикировал и накрыл чащу огненным шквалом. Еще не затронутые пожаром сосны вспыхнули и затрещали, как спички.

Лутоха перебежал через опушку и бросился в поле. Завернутая в корзно дева трепыхалась в его руках от тряски.

– Она жива? – заглянула в глаза мужа княгиня.

Всеволод не нашел, что ответить, и только крепче обнял жену. Змей опять пыхнул огнем. Сухая трава в поле вспыхнула, и шустрые огоньки понеслись вслед за бегущим, стараясь его догнать. До капища оставалось еще двести шагов, а змей уже несся над полем, и маленький человечек со своей тонкой ношей виднелся перед ним, как муравей, пытающийся уползти от орла.