Столы, как лучи звезды, сходились к центральному столбу. На скатертях стояла неубранная посуда, оставшаяся от древних пиров. Массивные серебряные блюда, золоченые чаши с тускло блестящими самоцветами, мисочки, лотки, ковшики – все узорные, все в каменьях. Кто мог оставить вас здесь? Где те хозяева, что устраивали в этой палате пиры, поражавшие роскошью?
Да и какие яства лежали на этих блюдах? Молочные поросята, печеные гуси, блины с икрой, сбитень, снетки, расстегаи?
Даже не чувствуя голода, Горихвост по привычке сглотнул слюну. И тут же на ближайшем блюде возникла стопка горячих блинов, щедро смазанных маслом.
От неожиданности Горихвост бросил секиру и уставился на скатерть. А в глубокой чаре рядом с блинами уже кипел сбитень, и огромный осетр, обложенный репой, луком и чесноком, будто просился в рот, умоляя: съешь меня! Ну хоть кусочек отведай!
Вот, начались чудеса. Жаль, не ко времени и не к месту. Во-первых, есть совершенно не хочется, и голод не приходит с тех пор, как душа выпорхнула из тела. Во-вторых, не до вас мне, любезные угощенья. У меня тут дела поважнее наметились. Вот потеха: стоило мне подумать о яствах, как они появились. Это что, самобранка так распорядилась? Она угадывает мои мысли?
Яства тут же исчезли. Горивост даже подумал, что ему все почудилось. Он пошарил ладонью по скатерти, и нащупал шершавые крошки, оставшиеся от ломтиков ржаного хлеба. Да нет же, совсем не почудилось! Вот бы хозяева так появились – подумал о них, а они – тут как тут.
Но нет, никто не торопился предстать перед потерянным путником – ни друзья, ни враги.
На всякий случай Горихвост поднял край скатерти и заглянул под стол. Фу, ну и пылища! Век никто не убирался. Я бы в такой духоте не усидел.
Он чихнул. Комки пыли взметнулись и облепили неясную фигуру, скрывающуюся за его спиной. Очертания фигуры не удалось бы угадать даже при пристальном взгляде – настолько она была прозрачна и невесома. Одни лишь пылинки, насевшие на нее, рисовали в полутьме силуэт ростом с малого гнома, который вдруг начал расти, и раздулся до самого потолка.
Горихвост опустил скатерть и распрямился. Силуэт за его спиной растопырил ладони и занес над его головой.
– Эй, гулящая девка, ты где? – осторожно позвал Горихвост и прислушался.
Силуэт исказился и дрогнул. Солнечные лучи пронизывали его насквозь, но слипшиеся пылинки отбрасывали тень, которая упала на пол и вытянулась перед Горихвостом.
Стоп! За моей спиной что-то маячит, или это в глазах помутилось от мрака?
Горихвост замер. Огромные лапы потянулись к его шее.
Медленно, очень медленно Горихвост наклонился и ухватился за топорище секиры. Ему едва удалось оторвать его от пола. Тень склонилась над ним, как будто желая заглотить целиком. Горихвост резко отпрянул, повернулся к врагу лицом и закричал:
– Ага, вот ты и попался!
Силуэт мгновенно стал видимым. Он оказался могучим витязем в кольчуге со стальными пластинами на груди. В руках витязя колыхалось копье с длинным, вытянутым, как игла, острием, и двумя рогульками у основания наконечника. Правда, выглядела эта рогатина все еще очень расплывчато, и в ее твердую силу не очень-то верилось.
– Кто ты – друг или враг? – заставляя себя устоять и не броситься наутек, выкрикнул Горихвост.
– Богам – друг, бесам – враг, – прогрохотал витязь.
– Я не бог и не бес, – дрожа, заявил Горихвост. – Но будь другом и мне.
– Ты бесовская тварь. Опустись на колени. Дай клятву верности. И не смей мне перечить!
– Ах, вот, значит, как встречают в Горнем мире гостей! – не на шутку осерчал Горихвост. – Не такого приема я ждал!
– Ты не гость. В раю черти – рабы, – возразил витязь.
– Выходит, я черт? Ладушки. Тогда и вести я себя стану, как черт!
Напрягшись, Горихвост приподнял секиру и разрубил витязя надвое. Однако топор прошел сквозь кольчугу, как сквозь воздух. Даже колечки не звякнули – воин стоял перед ним, как ни в чем не бывало, и готовил к удару рогатину.
– Сдавайся! Останешься цел! – завыл противник, как сто труб.
Горихвост обескураженно отступил. Секиру пришлось бросить, потому что тащить ее за собой было выше его сил. Он схватил со стола тяжелое блюдо и запустил им в противника. Завертевшись, блюдо прошло через доспехи, не встретив преграды.
– Да что ж это такое? В этом мире есть хоть что-то настоящее? – взбешенно закричал Горихвост.
Призрак гулко расхохотался и прогремел:
– Признай себя моим холопом!
– Не для того я скинул тело, чтоб и в иной жизни быть чьим-то холопом!
Ответ призраку не понравился. Воин метнул в Горихвоста рогатину. Та на лету превратилась в лиловую молнию, ослепительную и не знающую промаха. Своды зала сотряслись от раската грома. Молния ударила в пол прямо под ногами Горихвоста. Яркая вспышка ошеломила его. Он отпрыгнул и оглядел себя, но ни на прозрачном теле, ни на одежде не осталось следов от разряда. Он с подозрением взглянул на пол, но и там мозаичное полотно, изображающее небесного всадника, бьющего змея, осталось нетронутым. Ни горелых разводов, ни черного пятнышка на картине, выложенной из разноцветных камней.