Вурдалакам нет места в раю

На деревянной скамье, устланной расшитым покрывалом, гордо сидела водяница Шутиха с книгой в черном кожаном переплете. Ее мокрое тело оставалось прикрыто одной лишь исподней рубахой – длинной, спускающейся ниже колен, и белой, без единого вышитого узора. От влаги рубаха казалась прозрачной, она сползала с плеч, и сквозь распахнутый ворот виднелись две пухлые груди, по которым стекали тонкие струйки.

Водяница привстала со скамьи и поправила венок из болотных кувшинок, который прикрывал ее длинные, отдающие зеленью волосы.

– Шутиха! Только тебя нам и не хватало! – булькнул Колоброд.

В ответ Шутиха вырвала весло из уключины и так огрела им болотника, что тот закатил глаза, безвольно перевернулся вверх желтым брюхом, и медленно начал тонуть. Водяница выхватила Душебор из его обмякшей лапы, высоко подняла и расхохоталась:

– Вот он, тот самый меч Чернобога, которого все так боятся! Думали, он поможет вам со мной справиться? Не надейтесь!

Широко размахнувшись, она бросила Душебор в омут. Замерев, Всеволод с Ярогневой смотрели, как меч камнем уходит на дно. Вслед за ним начала погружаться и туша болотника, потерявшего чувства. Челюсть Колоброда отвисла, длинный язык выпал из пасти, и вскоре лишь по пузырькам воздуха в мутной воде можно было узнать место, где он сгинул.

С кормы лодки вспорхнула серенькая камышовка, сделала круг над водоворотом и пронзительно защебетала.

*

– Я знаю дорогу, не сомневайся! – лебезила навка, цокая копытами по крутым ступеням витой лестницы. – Держись за меня, и не пропадешь!

Она буквально тащила за собой Горихвоста, вцепившись в его запястье.

– Эк как тебе не терпится! – со смехом поддел ее вурдалак.

– Побродил бы ты с мое средь руин, тоже замаялся бы! Стоило ли лезть на небеса, если рай переехал невесть куда?

Не успела Убава спуститься по крыльцу Белой вежи, как Горихвост задержал ее:

– Погоди-ка чуток!

Он вернулся в Палату пиров, и через пару мгновений тишина уснувшего города оказалась нарушена таким скрипом и скрежетом, что с разросшихся яблонь вспорхнула стая птиц, перелетела через высокую стену и понеслась к рощам и диким садам, занимавшим окрестности.

Горихвост выволок на крыльцо секиру, протер взмокший лоб и сказал:

– Надо взять! Без нее не уйду.

– Вот нашло дитя игрушку! На кой черт этот хлам тебе сдался? – одобрила его выбор Убава.

– Не препирайся. Помоги лучше! – у Горихвоста сил не осталось спорить.

– Ох, горе с тобой, неразумный, ох горе!

Навка прикоснулась к секире и пробормотала: «был конь пегим, а стал чалым, кто великий – станет малым». На глазах Горихвоста тяжелое орудие уменьшилось в размерах и стало не больше мизинца. Убава прицепила его к тонкой цепочке и повесила Горихвосту на грудь.

– Забавляйся! – хохотнула она, глядя на его изумление.

– А что, так было можно? – протянул Горихвост.

– Привыкай. Скоро и сам научишься этим шуткам.

Прозрачную площадь Убава пересекла с превеликой опаской – вид разверзшейся пропасти под ногами пугал ее. Только на Золотом кольце навка выдохнула и раскрепостилась. Горихвост едва поспевал за ней. Оставалось лишь диву даваться, как ловко находит она нужные закоулки в развалинах, заросших кустами. Ныряя то в один проход, то в другой, навка вывела его на широкую улицу, и с нетерпением потянула к воротам. Солнце ударило в левый глаз, и Горихвост догадался, что они движутся к северу.

Его провожатая не стала задерживаться и в воротах, за которыми мирно несла серебристо-молочные воды река. Пристань, рассчитанная на огромные корабли, поражала воображение, но еще больше Горихвоста впечатлила одинокая лодочка, привязанная к причалу. Она выглядела такой сиротливой, что хотелось развеселить ее, прокатив по волнам.

– Бери в руки весло! Не зевай! – деловито распоряжалась Убава, отвязывая серебряную цепь. – На корму вставай, олух! Толкайся! Что ты делаешь, руки-крюки? Шест лежит для чего?

Не отвечая на ее ворчанье, Горихвост подобрал шест, заботливо уложенный вдоль днища, и оттолкнулся от берега. Ладья начала выворачивать на стремнину. Молочные воды подхватили ее и понесли по серебряной ряби. Убава взгромоздилась на нос с гнутой фигурой в виде морской девы, зачерпнула ладонью из речки и расхохоталась:

– Смотри, чистые звезды! Рекой текут! Где еще такое увидишь?

– Куда плыть-то? – прикрикнул на нее Горихвост.

– Держись ближе к стремнине! Река знает, куда тебе плыть. Она донесет!

Горихвосту лишь изредка приходилось обмакивать в воду весло, когда нос ладьи отклонялся от середины реки. Течение понесло так стремительно, что он едва успевал разглядеть чудесные рощи с диковинными зверьми, выходившими к берегу, чтобы встретить таких редких путников.

– Долог ли путь? – с беспокойством спросил он.

– А куда ты торопишься? Для души время – вечность.

– Это у нас вечность. А на земле – беда. Не успеем – целый мирок пропадет.

– У тебя там кто-то остался? – вытаращила на него круглые глазки Убава.

– У всех кто-то там остается, – нехотя буркнул он.

– Не забыл еще. Знать, они тебе дороги, – пробормотала Убава под нос. – Только что мы теперь можем сделать? Лишь глазеть свысока.