– Вы мятежники! Оба! Сын весь в отца! – не слушая, орал Перун. – И на совет государей явились, чтобы прогнать нас и захватить власть. Все мы знаем, чего надо Сварогу. Он хочет вернуться на царство. Мечтает о Золотом веке. Но ты ошибаешься, дряхлый кузнец! Время вспять не обратить. Твое царство в прошлом!
– Что за чудовищные обвинения! – возмутился Сварог. – Такое мог выдумать только помутившийся ум. Уймись немедля и оставь моего сына в покое, иначе отведаешь древнего молота – тогда и поймешь, чего стоят твои тонкие копья и стрелы!
Бледная, как смерть, Убава, с широкими от ужаса глазами, выронила из рук блюдо с печеным гусем и попятилась к выходу. Горихвост поднял голову, навострил уши и приготовился к скачку – вот только решить, на кого прыгать и что делать дальше, никак не мог. Лев перестал чесаться, разинул от удивления пасть и смотрел, не мигая, на свару владык. Его зрачки превратились в две черные точки.
Род с Велесом выскочили из-за стола и бросились Перуну на помощь. Велес размахивал тяжелой золотой чарой, Род прикрывался серебряным подносом, как щитом.
– Стоять! Всем не двигаться! – оглушительно загрохотал Сварог, вздымая в руках свое орудие. – Иначе клянусь: я пробью в небе такую дыру, что мы все загремим в пекло!
Молот внезапно показался Горихвосту таким огромным, что хвост сам собой поджался. Перун отцепился от Дажьбога и с ненавистью задышал, глядя ему в лицо. Холодные, страстные, синие глаза Хозяина молний уперлись в горячий, искристый, презрительный взгляд Князя света.
Боги сгрудились, не решаясь возобновить свару.
– Как вам не стыдно, любезные братья? – послышался женский голос.
Все обернулись. Мимо свороченного набок стола к ним приближалась Мокошь. Красные сапоги богини, едва заметные под долгополым платьем, мягко ступали по ворсинкам ковра. Взгляд печально скользил по разрухе, оставленной пьянством и дракой.
– Вы, владыки миров, ведете себя, как драчливые отроки, – укоряла богиня. – Злоба и ярость затмили ваш разум. Вы не ведаете, что творите. Вспомните: не такими ли были бесы, с которыми вы воевали тысячу лет? Чем вы от них отличаетесь? Где благородство и гордость государей вселенной?
Сварог опустил молот на пол и отступил назад. Род спрятал поднос за спину, а Велес принялся чесать голову золотой чарой, которой он только что размахивал, как дубиной. Дажьбог наклонился и поднял разорванные бармы.
– Истинные владыки думают не о себе, а о подданных, – продолжала богиня. – Вы затеяли драку в тот миг, когда люди гибнут и молят о помощи. А вы даже не слышите их мольбы.
– Люди сами не слышат нас, – попытался поспорить Велес. – Это они бросили нас, а не мы их. Они нас даже не вспоминают. Не обессудь, любезная сестра, что перечу, но людям мы не нужны.
Богиня остановилась и посмотрела на Горихвоста. Тот с готовностью вскочил, одним махом перепрыгнул через весь шатер и вцепился зубами в ковровую бахрому. Упираясь всеми лапами и утробно урча, он отвернул край ковра и откинул подальше, открыв взорам пол из прозрачных алмазов, сквозь которые просвечивали отражения нижних миров.
Ветер будто нарочно унес даже маленькие облачка, чтобы они не скрывали картины, разворачивающейся на земле. Боги уставились вниз, глядя на происходящее сквозь сверкающие грани кристаллов.
Вода затопила Гремячий дол до верхушек деревьев. Печные трубы деревенских домов торчали из волн, словно моля о пощаде. Водоворот прибивал к ним вырванные с корнем кусты, обломки заборов, размочаленных дверей и собачьих конур. Нигде, насколько хватало глаз, не осталось ни клочка сухой земли – лишь Ветхое капище на Крутояре еще поднималось над водами маленьким островком, но и тот сопротивлялся стихии из последних сил и уже начинал уступать.
Волот Сиводур, которому не хватило места на суше, барахтался по горло в воде и ревел во всю глотку, предчувствуя скорый конец. Его рев заглушал шепот селян, упавших на колени перед каменными кумирами.
Водоворот, окруживший со всех сторон остров, заставил людей почувствовать себя бессильными и ничтожными. Бежать было некуда, спасаться негде. Вдобавок, под небесами парил змей, хищно высматривающий добычу. Одна волна пламени из его огненной глотки – и остатки жизни слизнуло бы с жалкого клочка суши, как языком.
Людям осталось одно – молиться. Но была ли надежда на то, что их кто-то услышит?
– Господине мой, Роде, – шептал Воропай, прижавшись горячечным лбом к холодному камню кумира. – Ты всегда был ко мне добр. Мы с тобой одного поля ягодки: ты – староста среди богов, я – среди людей. Неужели ты бросишь меня? Гляди: я погибаю! Еще миг – и волна унесет меня, а со мной – жену, сына, внучку. Всю большую семью, которой завидовали за богатство, но которую уважали. Разве я не трудился, как ты завещал? Разве не копил добро, не делил его с домочадцами, не заботился о потомстве? Так за что ты разгневался на меня? Или, может, ты просто не знаешь, что тут творится? Тогда посмотри на землю! Умоляю тебя, посмотри! Мы все, все селяне, стоим перед тобой на коленях. Если ты не спасешь нас, то настанет конец!