Вурдалакам нет места в раю

Убава заложила невероятный вираж и взмыла над краем небес.

– Эй, волчок! Ходь ко мне. Порезвимся тут, на просторе! – захохотала она, порхая над его головой.

Издевается, ветреница. Давно ли ныла, вертя козьим хвостом: мол, такая я горемычная, душа заблудшая, сжальтесь-помилуйте, хоть вы, боги, хоть ты, призрак навьего мужа. А теперь веселится, как будто всю жизнь прожила тут, на небе. Один час райской жизни – и ты здесь, как родная. Видать, к хорошему просто привыкнуть. А вот я до сих пор не привык. Тут, на небе, я одни только тычки и оплеухи ловлю. К ним, что ли, мне привыкать?

И, будто в подтверждение его мыслей, сразу с двух сторон рядом с ним пронеслись кони стражников, Мироши и Славуты. Только ветер в ушах засвистел.

Эй, вы там! Поосторожней!

Да куда им! Навьи даже не оглянулись. В руках у них сулицы – короткие копья для метанья издалека. Рожи перекошены – что у толстого, что у худого. Судя по их выраженью – того и гляди порвут, только не знаю кого. Добычи-то рядом нет!

А где же хозяин этой отважной ватаги? Ага, вот и он. Легок на помине.

Белоснежный конь Перуна едва не двинул его копытом. Алмазные подковы ударили о край неба и высекли из прозрачных кристаллов искры, брызнувшие в глаза. Позолоченные шляпки на гвоздиках, вбитых в подковы, сверкнули и тут же пронеслись мимо. Край лазурного корзна из прозрачного шелка скользнул Горихвосту по носу и раздулся на ветру, превращаясь в подобие паруса.

Небесный всадник, сжавший в деснице рогатину, спрыгнул с алмазной тверди и уверенно направил коня вниз, к далеким облачным пажитям. Бежевый сокол над его головой сложил крылья и стрелой бросился следом, словно пикируя на добычу.

Горихвост поджал хвост. Высоко! Что ж такое? Я один тут остался? А еще сам всех звал побыстрее на помощь. Нет, нельзя отставать. Будь, что будет!

Он зажмурил глаза и спрыгнул с края небес. Душа захолодела, голову замутило. Но, на его удивление, он не падал, как камень, а лишь мягко парил, как самое легкое перышко.

В самом деле! Я почти невесом. От меня только и осталась, что призрачная оболочка. Все, что можно, я уже потерял. Так чего мне бояться?

С души разом упал тяжкий груз. Горихвост повеселел и хищно щелкнул зубами. А ватага охотников уже приземлилась на верхний край облаков – отсюда, с высоты, хорошо было видно, как ловко скользит Перунов конь между облачными башенками и торосами, подсвеченными розовыми лучами низко висящего солнца.

Горихвост выбрал полянку на самой большой туче и направился на нее. Лапы коснулись кучерявой поверхности, но, вместо того, чтобы мягко спружинить, провалились и начали погружаться в липкое марево.

Вот тебе и сюрприз! Я что, тону в облаке? Да меня засмеют эти противные Мироша со Славутой! А уж как Убава потешится – ей только дай повод!

Непроглядная мгла окутала Горихвоста. Вокруг не было видно ни зги, стало душно, тоскливо и мрачно. Волк перестал ощущать свои лапы и хвост – ему показалось, будто они слились с окружающим сумраком, превратились в одно целое с этой тучей, и теперь ему не отлепиться от ее цепких объятий. Чего доброго, так и останусь частью душного тумана – до тех пор, пока ветер не развеет его по поднебесью…

Эта мысль до того напугала его, что он изо всех сил заработал лапами и завертел головой. Какое облегчение, что те еще подчинялись. Однако судорожные движения привели к совершенно неожиданному результату.

Хлоп! – и Горихвост влетел лбом во что-то твердое и очень холодное, отчего его мятущаяся душа едва не заледенела.

Что тут такое? Что может быть твердого посреди этой мутной хмари?

Его лапы заскользили вниз по ледяной стенке, уходящей вниз крутой горкой. Не успел он сообразить, что происходит, как со всего маху плюхнулся в студеную воду, по поверхности которой плавали острые льдинки. Холод сковал его до такой степени, что лапы онемели и перестали шевелиться. Шерсть намокла и встала торчком, превращаясь в сосульки.

– Вот забот не хватало! – раздался снаружи, из-за тучи, досадливый возглас Перуна. – Куда подевался наш песик? Ищите его, а не то опоздаем.

Горихвост прижал уши и стыдливо завыл – сначала тихонько, как будто стесняясь, затем громче и громче. Его вой отразился от ледяной чаши, зазвенел и разнесся по поднебесью, многократно умножившись. Будто целая стая затянула разом волчью песню, сзывая собратьев на помощь.

– Кажись, наш волчок угодил в горние воды! – послышался сверху насмешливый голос Убавы.

Широкие взмахи крыльев отбросили тень на хмурую пелену, окутавшую Горихвоста. Острые лучи солнца пронзили мглу и высветили прозрачную стенку из льда, рядом с которой бултыхалась вода. Горихвост вонзил когти в лед, чтобы удержаться на плаву, и ошалело завертел головой.

Это что, чаша? Из прозрачного льда? Мне не мерещится? И я прямо внутри, как муха, свалившаяся в вино?

– Нашла! Здесь он! – голосила Убава из-за облачной пелены.

Горихвост почувствовал, как рука в жесткой перчатке ухватила его за шкирку и потянула наружу. Золотистые лучи солнца ударили в глаза так резко, что пришлось зажмуриться. Перун встряхнул его, как щенка, и громогласно расхохотался.