Не отстали от них и мужики. Щеробор, Жихарь, Пятуня с таким пылом вляпались в речной ил, что скоро их было не отличить от водных чудищ. Степенная важность покинула Воропая – он бросил поднимать снесенный забор и ринулся вместе со всеми, но не нашел ничего, кроме опаленных камней, выброшенных извержением, и кусков застывшей лавы.
Жихарь принялся шарить в грязи кочергой, и вскоре его орудие зазвенело, наткнувшись на что-то железное. Печник размечтался, вообразив, что нашел золотую корону. Однако приятель Пятуня мигом вернул его с неба на грешную землю: находка оказалась не золотом, а когтями дракона, в изобилии рассыпанными по округе.
Даже Лутоху затронуло всеобщее помешательство. Он обогнал чуть ли не всех и с таким пылом зарылся в речную жижу, что Пятуня не упустил случая посмеяться:
– Глядите-ка, наш юродивый какой прыткий! Поперек всех вздумал озолотиться. Еще женится на красавице, и заживет, как в сказке!
Лутоха в ответ запустил в него комком грязи.
– Ты чего швыряешься? – обиделся бортник. – А если я в тебя чем-нибудь запущу?
– Олух! Почисть его! – не обращая внимания на пустые обиды, крикнул Лутоха, и по колено забрался во все еще мутные воды реки.
Пятуня потер комок грязи, оторвал прилипшую к нему веточку, и обнаружил большущий изумруд, ограненный с таким мастерством, что только небесным умельцам пришлась бы по силам такая работа.
– А сам-то чего не взял? – разинул рот бортник.
– Не до того мне! – не тратя времени даром, повернулся Лутоха спиной.
Жихарь и Воропай остановились и принялись наблюдать за юродивым. Тот явно подцепил крупную рыбу. Напрягшись, он выудил из-под воды обрубок змеиной туши – часть седла с твердой шкурой и несколькими позвонками. Капли воды зашипели, испаряясь на чешуе.
– Еще тепленькая! – похвастался дурачок.
– Умалишенный! Брось эту гадость! – завопил в панике Щеробор.
– Сам ты гадость! – ответил Лутоха, и бережно упрятал обрубок в мешок.
До самого полудня все село, потеряв рассудок, билось в приступе золотой лихорадки. Только горячие лучи солнца, занявшего в небе привычное место, помогли унять это поветрие. Селяне опомнились и вернулись в дома, в которых мокрые бревна скрипели и жаловались, что хозяева бросили их без присмотра.
Но Ярогневу не волновали эти деревенские страсти. Как ни старался отец удержать ее подле себя, она улизнула и потянулась к Дикому лесу, вслед за Дыем и уходящими лесовиками.
– Доченька, ты куда? – испугалась Верхуслава. – Неужто дикари тебе дороже отца с матерью?
– Что ты, матушка! Не волнуйся, – успокоила ее дева. – Осталось еще одно дело. Горюню по-человечески так и не похоронили. А ведь мы все перед ним в долгу.
– Одну я тебя не пущу! – решительно заявила княгиня.
– Тогда пойдемте все вместе!
Как ни торопился князь вернуться на господский двор, но удержать дочь он не мог. Пришлось и ему вместе со слугами отправиться в самую чащу, чтобы воздать по заслугам тому, кто их спас.
Дый вывел всю компанию на Туманную поляну. Ярогнева сразу почувствовала, как изменился лес. Он сиял свежестью и чистотой, как будто ушедшие воды умыли его. Но Мироствол высился исполином, как и прежде – лишь небольшие ожоги на его коре свидетельствовали, что пожар добрался и до него. Веверица вернулась в дупло и теперь суетилась, заново выстилая свое жилище травой.
Лутоха подбежал к обгоревшему скелету, распростертому чуть повыше корней. Увидев его, Ярогнева расплакалась в три ручья. Верхуслава обняла дочь, но не смогла остановить ее слез. Нежата помог Лутохе выдернуть колышки из ног и ладоней останков, и уложить кости на поляну.
– Вот и все, что осталось от нашего Горюни, – вздохнул Дый.
– А ведь мы стольким ему обязаны, – поддержал его Всеволод.
– Погодите тут поминальную петь, – недовольно буркнул на них Лутоха. – Лучше бы помогли обернуть его кости жиром.
– Это зачем еще? – недоуменно спросил Нежата.
– Юродивый – что с него взять? – снисходительно разрешил князь.
Лутоха взрезал драконью шкуру и завернул скелет в теплую плоть, по которой еще пробегали последние вспышки пульсирующих огоньков.
– Так-то оно все сохраннее будет, – пояснил дурачок.
Всеволод покачал головой – мол, одни боги знают, что у юродивых на уме. Ярогнева погладила чешую, под которой теплилась еще не ушедшая жизнь.
*
В Горнем мире утро окрасилось в самые радужные тона. Перун пребывал в превосходнейшем расположении духа после удачной охоты, какой давно уже не случалось. Князь небесной дружины изволил шутить с прислугой, сам хохотал над своими остротами, и даже выказал милость Убаве, похлопав ее по выпуклой ягодице.
Сама Убава успела сбросить крылья и хлопотала в шатре, устилая стол скатертью-самобранкой, что угадывала желания пирующих и без лишних просьб выставляла яства, ублажающие гостей.
Мироше со Славутой после вчерашних трудов полагался выходной, но оба сочли ниже своего достоинства показывать слабость и заявились на службу, заняв место в почетном карауле у порога шатра.