Вурдалакам нет места в раю

Лутоха озадаченно огляделся. Его взгляд упал на ворона Хорохора, подпрыгивающего на одной ножке.

– Эй, птица! – позвал юродивый. – Ты знаешь, что нужно делать?

– Я умнее вас всех! – прокаркал ворон.

– Я бы послал тебя за водой, да с твоим крылом много не налетаешь.

– Зачем посылать за водой? – удивилась Ярогнева. – Вон ее сколько в округе разлито.

– Нам не простая вода нужна, а особая. И этот черный брехун ведает, какая, – пояснил Лутоха.

– Дурень! – обругал его Хорохор. – Забыл, где мы? Лететь никуда не надо. Вон родники – из-под корней бьют!

– В самом деле! – Лутоха хлопнул себя по лбу. – Мы же у Мироствола. Вот я простак!

Ничего не понимая, Ярогнева, а вместе с ней князь с княгиней и все, кто собрался вокруг, наблюдали, как юродивый набирает в берестяной коробок прозрачную воду, тонкими струйками вытекающую из-под корней Древа миров. Первым сообразил, что он делает, Лесной царь.

– Не перепутай источники! Сначала левый. Потом, с запозданием – правый, – посоветовал он.

– Без тебя знаю! – отмахнулся Лутоха.

Дый в сильном сомнении покачал головой. Всеволод вопросительно посмотрел на него, но тот только развел руками – мол, я за этих ведунов не отвечаю, пусть творят, что и как разумеют.

Кто-то коснулся плеча Ярогневы. Княжна тихо ойкнула и оглянулась. У нее за спиной колыхался в воздухе призрак богини в белых одеждах. Государыня Горнего мира погладила Ярогневу по волосам и приложила палец к губам – мол, молчи и не вмешивайся.

Струйка водички сбежала из берестяного короба на змеиную шкуру, обернутую вокруг обгорелых костей. Жесткая чешуя зашипела, давая понять, что она все еще горяча. От нее повалил пар – настолько густой, что поляну заволокло туманом. На несколько мгновений он скрыл из глаз действа Лутохи, а когда ветер развеял завесу, Ярогнева увидела, что шкура прилипла к костям, как родная. Змеиные телеса словно прирастали к скелету, облекая его новой плотью.

Дева даже разинула рот, позабыв о приличиях. Дый сообразил и накинул на останки свою потрепанную мантию.

– Не держи долго! Снимай! – подсказала богиня на ушко Ярогневе.

Княжна бросилась к телу, оттолкнула Лутоху и сдернула мантию. Под ней лежал ее Горихвост – молодой, безупречно красивый, как будто не тронутый пламенем и железом. Только лицо его, восковое, без единой кровинки, говорило, что в нем нет жизни.

Ярогнева растерянно оглянулась.

– Лей! – едва слышно подсказала богиня.

Княжна вырвала из рук Лутохи второй коробок, сквозь щели которого уже сочилась холодная влага. Вода из второго источника пролилась Горихвосту на грудь. Все затаили дыхание. Ничего не происходило, покойный не двигался и не дышал.

– Что тут вообще происходит? – запричитала дева, но подсказать было некому.

Призрак богини развеялся в воздухе. Ярогнева прикоснулась к груди любимого, расстегнула ворот рубахи, приложила ухо к сердцу.

«Это сердце я сама пробила мечом, – мелькнуло в ее голове. – А после змей попалил все, что еще оставалось. На что я надеюсь? Чего жду?»

С груди Горихвоста осыпались остатки чешуек, открывая тонкую, белую, без следа загара кожу. Похоже, змеиное пламя все еще продолжало пульсировать – Ярогнева почуяла, как оно бьется.

Все вокруг отчего-то загомонили. Не понимая, она взглянула на отца. Всеволод показался ей взволнованным до изумления.

– Дышит? – спросил Дый.

– Дышит, – не слишком уверенно отозвался Лутоха.

Ярогнева потерла любимому щеки – под ее пальцами они начали розоветь и наливаться багрянцем. Она не сдержалась и поцеловала Горихвоста в уста. Губы, сначала безжизненные и немые, шевельнулись и начали отвечать ей. Она почувствовала поцелуй – первый в жизни, какого никогда прежде не знала.

Шум толпы оглушил ее. Она оторвалась от губ Горихвоста. Тот вздохнул и открыл глаза.

– Ожил? – тихонько спросил Лутоха.

– Ожил, – еще не веря, подтвердила дева.

– Как такое вообще может быть? Ведь не бывает такого! – ошеломленно произнес Всеволод.

– Обычно не бывает, – согласился Лутоха. – Пока не случится чуда.

*

Горихвост пришел в чувство. Ветви великого дуба шумели над головой. Желудь с жухлым листочком свалился и стукнул его по лбу. Слабый удар, а ведь больно! Надо же! Всего ничего был на небе, а от боли успел отвыкнуть.

В уши ударил шелест листвы и шум ветра. Какие грубые оказывается эти звуки! Раньше не замечал.

Холодный воздух овевал кожу, бороздя ее невидимыми трещинками. Небо ясное, с редкими облачками, но такое слепящее, что хочется зажмурить глаза.

Не открывать бы их никогда! Не слышать бы ничего, не чувствовать, ничего не касаться. Как было легко там, на небе! Как безудержно весело рядом с раем! Как великолепны владыки вселенной. Разве тут, на земле, кто-то с ними сравнится?

Вставать не хочется, даже не хочется шевелиться. Но я, кажется, вправду вернулся. Что, опять теперь мучиться? А куда деваться? Сам напросился.

Горихвост попытался сказать этому миру «здравствуй», но с языка сорвался только горестный стон.