Вурдалакам нет места в раю

– Молчи, дура! Зови Воропая! Чем быстрее придет – тем целее останешься!

Головач высунулся из калитки и не своим голосом заорал:

– Отпусти дочь, вурдалак!

– Меняю девицу на старосту! Новенькую сорочку на старую ветошь – неплохой обмен, верно? – осклабился Горихвост.

Жена Головача выглянула из-за забора, за ней показалась испуганная физиономия старостихи Духани. Сам Воропай появился, дрожа, как осиновый лист, с дубиной в руках, и неуверенным шагом пошел к Горихвосту, крича:

– Ах ты, звериное нутро! Мало тебе боярских костей – теперь и за девок взялся?

– Не брался я за вашу девку. Забирайте свое добро! – Горихвост подтолкнул Млаву к родителям.

Та быстренько юркнула в калитку, за которой тотчас же заскрипел засов. Горихвост вырвал из рук Воропая дубину, бросил в сторону и начал возить старосту по траве, приговаривая:

– Выходит, ты все мне наврал в прошлый раз? Глаза отвести пытался? Сам колдуна затерзал, а хочешь свалить на юродивого?

– Род-владыка с тобой, Горислав Тихомирович, – попытался унять его староста. – Что ты несешь? Кого я терзал?

– Дедослава! Ты продал Лутохе Кровавую чару, которую дед мой откопал на Змеиной горе вместе с мечом Душебором. Я тогда был мальцом, но эту вещицу надолго запомнил. Скажешь, не ты ее взял у убитого? Не ты первым оказался у бездыханного тела? Не на твоем дворе пахло жженной коноплей, как на месте злодейства?

– Зачем мне убивать колдуна? Я всегда ему помогал.

– Помогал, как же! Лутоха рассказывал: ты грозился нечистую силу повывести, и всех, кто ей пособничает, уничтожить. Настоящую охоту на ведьм устроил. Цель поставил: очистить Грязную хмарь от колдовства. А тут Дедослав-волхв, как бельмо на глазу. Мужики не раз слышали, как ты говорил: Дедослав – пешка Лесного царя.

– Говорил, что с того?

– Так ты признаешься?

Горихвост ухватил старосту за шиворот, и, как мешок с трухой, дотащил до колодца. Воропай упирался и никак не хотел стоять смирно, поэтому пришлось обмотать его колодезной цепью, а ведро нахлобучить на голову, из-за чего отчаянные вопли старосты приобрели жестяной тон.

– Ты чего творишь, изверг? – высовываясь из-за забора, голосила Духаня.

– Отпусти отца, дикая тварь! – вторил ей Головач, не решаясь, однако, выйти за частокол.

– Отпущу, как наши небесные предки нам грехи отпускают, – пообещал Горихвост и продолжил расспрос:

– Ты ушел из кружала сразу после полуночи. Утром ты оказался первым у тела. Мужик ты крепкий, многое повидал. Как подвешивать к дыбе, как огнем жечь и плетьми сечь – знаешь не по чужим рассказам. Но самое главное – эта чара!

Горихвост вытряхнул из сумы обветшавший сосуд.

– Она похищена у моего деда! – с напором закричал он, стуча чарой по жестяному ведру, под которым гундел староста. – Признавайся: ты убил его, чтобы украсть черную книгу?

– Нет, не так все! – завыл староста из-под ведра.

– Я заставлю тебя говорить! – разъярился Горихвост и столкнул старосту в темное жерло колодца.

Воропай перевалился через край деревянной клети и заскользил вниз. Цепь, едва закрепленная на его плечах, начала со скрежетом разматываться. Горихвост натянул ее, но староста все же окунулся с головой в воду, тускло поблескивающую на дне. Пришлось повертеть колодезным воротом, чтобы мужик не захлебнулся.

– Утопил, изверг! – ахнула Духаня.

Млава завыла, как заправская волчица.

– Не прощу! – выкрикнул Головач. – Соберу мужиков – они с тебя, злыдня, семь шкур спустят!

Копна его всклокоченных волос пропала за забором – видать, он и в самом деле побежал звать соседей. «Придется поторопиться!» – подумалось Горихвосту.

Он перегнулся через бортик, подергал за цепь и убедился, что староста висит в темноте вниз головой, не доставая до воды.

– Винись, или будешь купаться до тех пор, пока не утонешь! – пообещал вурдалак.

– Все скажу, только не отпускай цепь! – сдался староста и забубнил:

– В кабаке я сидел до полуночи. Малость принял винца, был грешок. Лутоха нас всех в шахматишки обставил – уж больно ловко двигал своей фирзёй, никак было ее не поймать. Пришлось сбегать домой и продать ему чару. Взгляни сам на эту рухлядь. В стародавние времена она была ценной. Медь, крытая серебром, да со множеством тонких узоров. В бока вставлены самоцветы. Только камни давно уже выпали. Серебро облупилось. Даже медь почернела. Теперь эта чаша почти ничего не стоит. А юродивый дал за нее две копейки, да еще одну в возврат долга надбавил.

– Как она попала к тебе? – спросил Горихвост, и для убедительности макнул старосту в воду.

– Перестань! – завопил тот, отплевываясь. – Твой дед сам мне ее подарил. И случилось это задолго до его смерти.

– Зачем ему было дарить тебе такую диковинку?

– Когда прежний князь, Изяслав Ростиславич, прислал своих слуг, чтобы семью твою искоренить, я пустил Дедослава в деревню и, как мог, его прятал. Княжьим слугам не выдал. Дед твой этого не забыл, и в благодарность отдал мне находку. Чара эта – не бог весть что, но это же от души!