Вурдалакам нет места в раю

В глазах после удара все еще плавали темные пятна, поэтому Коняю без труда удалось увернуться и перетянуть его старыми вожжами. И снова острая боль пронзила тело от хребта до брюха.

Ах ты, лошадник! Видать, не знаешь, что волка лучше не злить?

Горихвост до того ошалел, что начал брызгать слюной. Коняй перепрыгнул через него, выскочил из денника и бросился к стойлу, в котором заходился от истошного ржания вороной жеребец.

– Басилей! Помогай! Бей волка копытом! Лягай! – вопил конюх, распахивая дверцы денника, в котором метался вожак лошадиного табуна.

Преодолев боль, Горихвост устремился за ним. Однако едва он ворвался в денник, как навстречу ему угрожающе попер вороной Басилей, на спину которого успел вскочить конюх.

Лихо-марево! Этот жеребчик, похоже, нам не по зубам. Он же раз в десять меня тяжелее! Вон, как играют упругие мышцы под лоснящейся черной кожей. С таким волку не совладать, по крайней мере в одиночку.

Благоразумие победило охотничью ярость, и Горихвост попятился вон. Коняй же, ловко удерживаясь на хребте скакуна без седла, размахивал вожжами с таким видом, будто стремился опутать ими самого хищника. Лихо вращая запястьем, он на лету скрутил из вожжи аркан и попытался набросить его на Горихвоста. Огрызнувшись, тот прыгнул в сторону, и ловец промахнулся.

Коняй почувствовал кураж и полез в нападение. Вороной жеребец ржал, храпел и бил землю копытом от страха, но все же надвигался на волка, угрожая разбить ему череп.

Ну нет! – мысленно подбодрил себя Горихвост. – Нас таким нападением не смутишь. Лошадь опасна, когда поворачивается задом. Тогда она может лягнуть так, что костей не соберешь. Но пока она стоит к тебе мордой, можно не опасаться. Даже такого упрямого жеребца, как этот Басилей.

Он собрался, прянул ввысь, и пустил в лицо конюху смачную струю волчьих слюнок. Что, не нравится? Так утрись!

Клыки клацнули перед носом Коняя. Тот отшатнулся и побледнел. Ага, взялся за ум? Тут кто на кого нападает – ничего не попутал?

Однако эта лихая контратака не увенчалась успехом. Вороной Басилей уже прочно завладел серединой прохода. Протиснуться мимо него не удавалось – он только и ждал случая лягнуть копытом. А наездник, видать, задумал какую-то хитрость: накинул аркан жеребцу на шею, свободный конец перекинул через потолочную балку, нависающую над коридором, и ухватился за этот конец обеими руками.

– Но, Басилей! Н-но! – заорал Коняй, вскакивая на круп коня ногами.

Жеребец развернулся и побежал к выходу. Накинутый на его шею аркан натянул вожжи, переброшенные через балку. Свободный конец вожжей взлетел вверх и утянул за собой Коняя, вцепившегося изо всех сил.

Хоп! – и конюх оседлал балку, как акробат в цирке. Горихвост аж присел от неожиданности. Потолочного перекрытия в конюшне не делали. Деревянные балки из круглых бревен нависали над пустотой, а над ними виднелись сумрачные своды кровли, опирающейся на продольные слеги и поперечные жерди-курицы.

Оказавшись под крышей, Коняй понял, что волк до него не дотянется. Он свесился с бревна и принялся издеваться:

– Эй, зверюга! Хочешь, я с тебя шкуру спущу? Сказал бы я, что ты сукин сын, да похоже, это не ругательство, а чистая правда. Ой, какой злобный рык! Попрыгай, попрыгай. Ты и вправду такой злой, или просто пугаешь?

Горихвост не находил себе места. Он подскакивал изо всех сил, но взлететь удавалось едва на треть высоты, на которой зубоскалил конюх. Вконец обнаглев, тот принялся плевать в него шелухой от тыквенных семечек и издеваться:

Злобный волк живет в лесу.

Кроет дохлую лису.

Жрет мышей и тухлых крыс.

Волка вздрючат. Берегись!

Ах, ты так? Думаешь, я тебя не достану? А что ты на это скажешь?

Вурдалак подпрыгнул повыше, перекувыркнулся через голову и прямо в полете скинул пушистую длаку. Коняй протер кулаками глаза, но зрение его не обманывало: там, где только что скакал зверь, уже высился тощий мужик с черной щетиной на лице, и грозил ему кулаком. На плече оборотня, принявшего человеческий вид, бултыхалась переметная сума, а зеленые глаза горели такой дикой яростью, что конюха начала бить мелкая дрожь.

Коняй замер от неожиданности. Его физиономия побледнела и приняла глуповатый вид. Горихвост подобрал оглоблю и запустил ее ввысь, целя конюху промеж глаз. Тяжелая деревянная жердь сбила Коняя с балки, тот свалился и повис, скрученный собственным арканом, между полом и потолком.

Первым делом Горихвост отогнал Басилея подальше. Затем привязал конец вожжи к крюку, вбитому в стену, схватил шмякнувшуюся на песок оглоблю, и без лишней спешки подверг зависшего конюха обработке.

– Отпусти! Смилуйся! Забирай все, что хочешь! – не своим голосом заверещал Коняй.

– Что с тебя взять, голодранец?

– Все, что есть, отдам, только жизнь не отнимай!

– Ладно. Тогда где та копейка, которой Лутоха с тобой расплатился?

– В пустом деннике, под седлом с кучей сена, в углу! Бери, ради всех богов и небесных знамений.

По щекам конюха покатились такие крупные слезы, что можно было подумать, будто кто-то облил его с ног до пят.