Не обращая внимания на его сетованья, Горихвост наклонился над стойкой и вытащил из-под нее Щеробора. Осоловелые глазки трактирщика так быстро бегали из стороны в сторону, что казалось, будто они вот-вот сорвутся с орбиты и пустятся в вольный полет. На улице Пятунина женка с истошным воем пронеслась мимо окна.
– Ты, Горюня, меня извини. Побегу за ней, приведу в чувство, – поднялся бортник из-за стола. – А то вишь, какая трясучка на нее напала. Как бы карачун не хватил.
– Пятуня, постой! Умоляю! – задергался в руках Горихвоста трактирщик. – Не оставляй меня с нечистым наедине. Он от меня живой косточки не оставит.
Однако мысли раскисшего от выпивки бортника в этот миг явно были не о трактирщике. Пошатываясь, он вывалился на крыльцо, едва не расшибся на шаткой ступеньке, и пошел по селу, пьяным голосом оповещая окрестности:
– Эх, судьба моя, судьбина!
Я – мужик, а не скотина!
Щеробор вырвался наконец из рук вурдалака, но едва наступил на ногу, замотанную тряпочками, как ойкнул от боли и рухнул на пол.
– Ну, чего не бежишь? – нагнулся над ним Горихвост.
– Не могу! – слезы покатились из глаз трактирщика. – Нога вывихнута, еще не поправилась. Всем святым прошу – не откусывай ее! Может, она еще прирастет.
– Откушу, если соврешь, – сообразил Горихвост и для верности щелкнул зубами.
Получилось красиво и звучно.
– Ой, не надо! – завопил перепуганный до смерти Щеробор.
– Когда вывих случился?
– Вечером, перед той самой ночью, когда колдуна растерзали.
– Расскажи все, как было.
– Начался вечер удачно. Честной народец собрался, чтобы постукать фирзёй по доске. Пустили по кругу целую пригоршню серебряных денежек – в нашей деревне за раз столько редко увидишь. После приперся Лутоха и начал клянчить вина, я его уж собрался вытолкать взашей, но тут Воропай кликнул его поиграть, шутки ради. А Лутоха возьми, да их всех и обчисти! Мужики, разумеется, злились, а вот мне вышло счастье – нищий купил у меня куличей и вина, да еще молока с медом, и свечек, всего аж на три цельных копейки. Уходить он собрался за полчаса до полуночи, конюх вызвался его подвезти. И надо же, какая незадача! Пошел я его проводить, поднести до телеги корзинку с покупками. И оступился на той вредной ступеньке. Скатился кубарем, вывихнул ногу. Боль такая, что зенки едва не полопались. А ведь так хорошо все начиналось!
Ладно еще, Воропай сжалился и прислал свою старостиху Духаню. Та вывих мне вправила, наложила на ногу дощечки, тряпками их замотала и заговор нашептала. Боль ушла – только после этого я смог уснуть.
– И в каком часу ты лег?
– Да уже после трех.
– Тебя кто-нибудь видел?
– Как же! Супруга моя, ее мать – моя теща, да ее брат, мой шурин, да детки малые – хотя те уже сны смотрели.
Горихвост отпустил воротник трактирщика и присел рядом на лавку.
– Покажи мне копейки, – велел он.
Щеробор поднялся и засуетился. Монетки он вытащил из-за статуэтки Велеса, что стояла в красном углу.
– Вот они, все три, – любовно сказал он, разворачивая тряпочку.
– А куда делась щербатая? – грозно спросил Горихвост. – Кому чешуйка досталась?
– Извиняюсь, не уследил, – повинился трактирщик. – В тот вечер Лутоха все денежки сгреб со стола, у игроков ничего не осталось. Они еще посидели, допили вино, погорланили песни, да пошли по домам. Должно быть, чешуйку Лутоха с собой забрал. Ты возьми эти копейки, Горислав Тихомирович, я без них проживу! Может, Велес-владыка мне новых пошлет. Только меня оставь нетронутым, ради всего святого. Я против тебя зла не умышлял. Все мужики, вон, сам видишь – гоняются за тобой с дубинами и кистенями. Я один при своем заведении питейном остался – содержу его в чистоте и порядке, и все ради высокой культуры быта и досуга трудолюбивых селян. Ведь не для себя же стараюсь! Это для народа, ради всеобщего блага!
Выпученные глаза трактирщика выражали такую искренность, что на мгновенье Горихвост даже поверил.
– Сильно болит? – он постучал по деревяшке.
– Только когда наступаю. Уже помаленьку проходит. Ну так что, берешь откуп? По рукам?
Горихвост швырнул серебро ему в подол:
– Я разбоем не занимаюсь. Я за убийство деда мщу. Понял?
Трактирщик ошалело затряс головой, хотя смысл сказанного до него, очевидно, не доходил.
На крыльце поднялась кутерьма. Жена Пятуни заглянула в окно и прошептала так громко, что всем было слышно:
– Вурдалак еще тут. А кружальника не видать. Наверное, уж и косточек от него не осталось.
Рядом с ней показалась ее соседка Русана, Нежатина женка. За ними замелькали рожи деревенских дружинников.
– Сиди здесь. Не высовывайся, – предупредил Горихвост Щеробора. – Будут спрашивать, куда я отправился – говори, пошел по душу того злодея, что убил старого колдуна. Непременно найду его, и тут уж пощады не жди. Все понял?
Трактирщик истово закивал. В пустом взгляде читался целый набор ярких чувств – вот только разумной мыслью в нем и не пахло.
– Похоже, что вывих твой неподдельный. С таким до избы Дедослава ты не смог бы добраться, – заключил Горихвост. – Что ж, пришла пора задать кое-какие вопросы Нежате. Тем более, что ловец сам бежит на живца.