Это была лесная собака. Лис быстро обнюхал всё вокруг потухшего костра и доел несколько рыбьих костей и крошек, которые оставили после себя гномы. Его коварные глазки превратились в узкие щёлочки, а хвост покачивался из стороны в сторону, словно у рассерженной кошки!
Внезапно лис перестал принюхиваться, припал к земле и навострил уши. Из темноты, со стороны ручья, донёсся очень странный звук. Зверь медленно прокрался туда, нервно подёргивая хвостом, и увидел очертания «Джини Динс», безмятежно стоявшей на якоре у берега. Шерсть дыбом поднялась на холке лиса, он попятился назад и скрылся в тени.
А в это время Вьюнок лежал на спине на своей койке в уютной кают-компании, натянув на голову спальный мешок, и храпел так громко, что деревянная койка дрожала. Ему не было никакого дела до лесных собак, даже если бы все лесные собаки мира собрались в этот час где-нибудь поблизости!
Глава 17
Запах зверя
Гномы отправились в путь ранним утром, которое выдалось холодным и ясным, едва к ним заглянул красный лик солнышка, просвечивая сквозь густые прибрежные заросли боярышника. Расчистка затора на ручье – нелёгкое дело, но в конце концов путь был свободен, и корабль двинулся дальше.
Как обычно, рулевым был Вьюнок, Меум начищал до блеска медные детальки на палубе, пока те не засияли на солнце, а Тысячелист занимался тем, что мыл на камбузе всё необходимое для завтрака (казалось, бедняге всегда доставалась вся чёрная работа). Любой моряк наверняка порадовался бы, увидев, в какой чистоте и порядке содержался этот корабль.
– Меум! – крикнул Вьюнок.
Меум прекратил чистить медь, поднял голову и увидел, что Вьюнок принюхивается.
– Да, шкипер, слушаю!
– Подойди-ка сюда на минутку.
– Есть, сэр!
(С некоторых пор гномы, находясь на борту корабля, стали разговаривать как заправские моряки.)
Меум поднялся по лестнице на капитанский мостик.
– Чуешь что-нибудь?
Меум принюхался.
– Да-а-а, кажется, что-то чувствую.
– Что это?
– Лесная собака!
– Точно, так я и думал, – сказал Вьюнок.
Меум с тревогой озирался по сторонам, глядя на берега ручья, медленно проплывающие мимо с обеих сторон. Густые кусты боярышника, одетые в невероятно красивые цвета, розово-красная ежевика и старый сухой камыш – по обе стороны взорам гномов открывалась изысканная красота осенней природы. В иной ситуации гномы остановились бы, чтобы получше рассмотреть каждый необычно окрашенный лист и полюбоваться красками осени, что доставляло им огромное удовольствие, но время летело быстро, и им ещё очень многое нужно было сделать. Тщетно пытались они разглядеть что-нибудь в прибрежных зарослях.
– Не нравится мне это, – пробормотал Вьюнок, доставая трубку и медленно набивая её, когда Меум сменил его за штурвалом. – Последнее время я слишком часто чувствую этот запах. Думаю, кто-то идёт по нашему следу.
Меум вздрогнул.
– Но ведь тогда мы наверняка заметили бы
– Не обязательно. Лесные собаки – хитрые бестии. Они могут выслеживать тебя много дней, выжидая удобного случая. И вдруг, одной прекрасной ночью, когда ты, скажем, сидишь у костра, как мы вчера, рассказываешь разные истории, они нападают так быстро и неожиданно, что и ахнуть не успеешь!
Вьюнок раскурил трубку и вновь встал к штурвалу.
– Жуть, – сказал Меум и громко высморкался, – лесные собаки хуже, чем горностаи. Разведём сегодня костёр поярче и пораньше ляжем спать.
– Да, лучше не рисковать, – задумчиво произнёс Вьюнок, всё ещё скользя взглядом по берегам. – Я знаю, каковы эти лесные собаки. Они наглые и охотятся в этих диких краях даже днём.
Всё утро гномы внимательно наблюдали за берегами ручья, но не заметили никаких следов лесных собак, однако каждый раз с очередным порывом ветра в воздухе веяло чем-то совершенно особенным: к приятному пряному аромату осенней листвы и морозному дыханию приближающейся зимы примешивался слабый запах лисицы. Гномы чувствовали это и были очень встревожены.
После полудня солнце заволокло лёгкой дымкой, оно потускнело и приобрело розоватый оттенок, и постепенно деревья и кусты стали исчезать в тумане. Всё это обещало сегодня ранние сумерки.
Шум мотора и гребных винтов «Джини Динс» казался теперь очень громким, потому что Причудь текла медленно и тихо, огибая леса и перелески, высокие кусты и заросли рогоза, чьи длинные цилиндрические головки-соцветия уже потемнели и окрасились в тёмно-коричневый цвет.