Вымышленные библиотеки

На этой сцене дневник Касареса практически обрывается – перед читателем остается лишь пять страниц воспоминаний. И все они – о последней спутнице писателя, Марии. Биой уверяет, что она была настоящей любовью Борхеса. И умер он, любя. Однако Касарес находит избранницу литератора довольно странной женщиной: та постоянно критикует, ревнует его, нетерпимо относится к его медлительности, карает своим молчанием (суровое наказание для слепого человека, не способного увидеть выражение лица собеседника). «Должно быть, с Марией он чувствовал себя очень одиноким», – делится его давний друг, добавляя: «По словам Сильвины, Борхес уехал в Женеву и женился, чтобы показать, что всё еще независим, словно подросток, в погоне за свободой совершающий безрассудные поступки. А я бы прибавил, что сделал он это, не только пытаясь продемонстрировать свою самостоятельность, но и стремясь не гневить свою избранницу».

Как отмечает Эдвин Уильямсон в книге «Борхес: Целая жизнь», тот же порыв к независимости от семьи заставил Борхеса включить излишне откровенные, чуть ли не порнографические отсылки к борделям, пьянству и азартным играм в прощальные письма, отправленные на Майорку шестьюдесятью пятью годами ранее. Величавый Борхес, гений, автор шедевров, всегда жил между скобками, которые, словно Геркулесовы столпы, поддерживала его мать.

«Примечательно, что именно в борделе молодой Борхес смог предвкусить возможное примирение своих внутренних конфликтов, – замечает Уильямсон. – По-видимому, во время своих визитов в Casa Elena de Palma он завязал любопытную дружбу с проституткой по имени Лус, и эта связь дала нервному, чрезмерно впечатлительному юноше некое представление о том, какими могут быть естественные отношения с женщиной».

В отсутствие любви Борхес отдался дружбе – среди закадычных друзей молодого поэта-авангардиста и любителя плавания фигурировали уже ранее названные нами Йихлинский, Абрамович и Суреда. В свою очередь, Биой Касарес стал лучшим другом ироничного гения, того величественного Борхеса, которого мы все знаем. А в конце жизни, до последнего вдоха, роль его правой руки и верной подруги выполняла Мария Кодама. Последним врачом, ухаживавшим за ним на смертном одре, был сын Йихлинского.

Сноски исчезают, подобно слезам под дождем. Остаются только произведения. Великие книги, такие как «Изобретение Мореля» Касареса, напоминающие нам о том, что мы – читатели слов, страстей, отношений и текстов, порождающих голограммы, всё больше принимающие вид необитаемых островов.

Дорогая мама,

вчера во мраке необъятной библиотеки состоялась интимная и поистине таинственная церемония. Несколько любезных джентльменов посвятили меня в члены Национального института искусств и литературы. Я всё время думал о тебе.

Х. Л. Б., открытка из Нью-Йорка,

26 марта 1971 года

Мифологические вселенные Давида Б. [12]

Прежде чем Вальтер Беньямин задумал написать свою монументальную, навеки оставшуюся незавершенной «Книгу пассажей», Луи Арагон опубликовал роман, ставший одним из источников вдохновения немецкого философа: «Парижский крестьянин» (1926). Эта гипнотическая по своей силе книга противопоставляет два крайне значимых пространства французской столицы XIX века: парижские торговые галереи и парки. По примеру Андре Бретона, своего соратника по пьяным поэтическим похождениям, Арагон прогуливается по парящему Парижу, где каждый угол и каждая дверь влекут за собой то ли галлюцинации, то ли сновидения.

Среди идейных наследников этого фундаментального произведения – три очень разных писателя: Беньямин, рассказчик и философ, или же философствующий рассказчик; романист и эссеист Жорж Перек (перечисления полицейских участков, налоговых инспекций и почтовых отделений вполне могут принадлежать автору «Просто пространства: Дневник пользователя»); и, наконец, французский художник-график и сценарист Давид Б.

В мельчайших подробностях расписывая Пассаж де л’Опера, Арагон берет за точку отсчета два книжных магазина, один внутри пассажа, а другой – снаружи: Rey и Flammarion.

Возможно, это и есть тот тайный авангардистский первоисточник графического романа «Ночные происшествия» (1999) Давида Б. Переосмыслить сюрреализм. Переосмыслить Париж. Сделать это, связывая изображения, отвлеченные размышления и фантазии общей нитью книжных магазинов.