Потому что «Двадцать тысяч лье под водой» – гораздо больше, чем роман, это один из наших общих мифов. Жюль Верн – больше, чем писатель, это всеобщая машина, порождающая страсть к чтению, устойчивые образы, утопию, надежду. В сердце подводной лодки находится библиотека с художественными и научными книгами на всех языках: от Гомера и Ксенофонта до Жорж Санд и Виктора Гюго, от механики и баллистики до гидрографии и геологии. Издания расставлены в алфавитном порядке независимо от языка, потому что капитан Немо – читатель-полиглот. Есть только две запрещенные темы – экономика и политика. Словно бы капитан суеверно думал, что, удалив книги об этих материях со своего корабля, он избегнет влияния международной геополитики.
Первые шестьдесят страниц произведения рассказчик, следующий на борту американского судна, заставляет нас думать, что мы преследуем кита. Самого быстрого и постоянно ускользающего китообразного, какого только можно представить, – животное способно бороздить океан с такой скоростью, что кажется, будто оно телепортируется. Французского профессора Аронакса, который рассказывает нам эту историю, сопровождают его слуга Консель и канадец Нед Ленд, король гарпунеров, так напоминающий татуированного Квикега. Вообще роман Жюля Верна можно читать как оборотную сторону книги Германа Мелвилла. Если «Моби Дик» – это эпический рассказ о том, как одержимость капитана Ахава белым чудовищем превращается в смертельную схватку в апокалиптических, библейских тонах, то в «Двадцати тысячах лье под водой» тьма внутри капитана Немо, его общее с Ахавом всепоглощающее желание мести не гасит свет на пути его научно-технического проекта, стремящегося к прогрессу, который противопоставлен атавизму религии. Капитан Немо – ученый, технофил, коллекционер, который убежден, что всё, кроме его неутолимого гнева, может быть измерено и понято посредством разума. Обе книги разделяют стремление к энциклопедичности, желание свести воедино всё, что люди той эпохи знали о море. Если Мелвиллу реальный опыт на борту китобойного судна дал непосредственные знания о жизни китообразных, которые он пополнил чтением других книг, проступающих на страницах романа (зоологические отступления у него такого же размера, как сами киты), то Верн «питался», как обычно, – как книжный червь.
Поэтому не удивительно, что библиотеки неизменно появляются в его произведениях. В романе «Париж в ХХ веке», действие которого происходит в ультратехнологичные 1960-е, описывается будущее Императорской библиотеки: за сто лет ее фонды увеличились с восьмисот тысяч томов до двух миллионов, но в разделе художественной литературы скучающие библиотекари дремлют в отсутствие читателей. Главный герой «Путешествия к центру Земли», в свою очередь, посещает библиотеку Рейкьявика и находит там пустые полки: ее восемь тысяч книг постоянно путешествуют по Исландии, из дома в дом, поскольку островитяне – страстные читатели и их национальная библиотека – это разрозненный и блуждающий архипелаг. О Сайресе Смите в «Таинственном острове», где нет библиотеки, говорится, что он «был живой энциклопедией, всегда готовой к услугам товарищей, всегда открытой на той странице, которая была нужна тому или иному»[25]
. В этом романе появляется и умирает Немо: Смит находит его, пройдя через библиотеку «Наутилуса», которая описана как «шедевр, заполненный шедеврами». Неподвижные или передвижные, монументальные или кочевые, коллективные или личные, центральные или местечковые, все эти десятки библиотек, описанные Верном, – становой хребет его творчества и его трансмедийной поэтики.После первого описания библиотека «Наутилуса» на протяжении романа упоминается редко. Аронакс обращается к ней, в первую очередь, чтобы найти объяснение таким неизвестным явлениям или реалиям, встречающимся на пути, как остров Цейлон. Повседневная жизнь корабля монотонна и лишена приключений. На самом деле в этой книге больше описаний, чем приключений, за исключением ряда сцен вроде нападения гигантских спрутов или нескольких дней в ледяном плену. Это гимн позитивизму: наблюдать, читать, делать заметки, выдвигать теории на основе наблюдения тысяч конкретных случаев, непосредственно экспериментируя с реальностью. «Созерцание сокровищ морских глубин сквозь хрустальные стекла в салоне, чтение книг из библиотеки капитана Немо, приведение в систему путевых записей – всё это наполняло мои дни, не оставляя времени ни для усталости, ни для скуки»[26]
, – пишет рассказчик, и мы замечаем определенный порядок в его словах. Сначала – непосредственное наблюдение за природой, затем – чтение и, наконец, письмо, призрак литературы, благодаря которому мы можем читать сами и учиться опосредованно.