Wo alle Strassen enden (СИ)

Словно в ответ на эти слова дверь бара распахнулась, и на пороге показались Алоиз и Магдалина, юные и сияющие. Готтфрид чуть было не присвистнул: давненько он не видел друга таким воодушевленным. Или все дело и правда в особенном очаровании этого города? Или том, что они ушли из лап зараженных? А может, он просто не имел счастья беседовать с Тило…

— Ужасно хочется есть, — защебетала Магдалина. — И чаю. Со штруделем. Вы хотите чаю со штруделем?

Ее глаза сверкали, на щеках играл румянец, и вся она, казалось, летала.

Они выпили чаю со штруделем — он оказался на удивление дивным, Готтфриду даже показалось, что повеяло босоногим детством, когда их с прогулки встречала его или Алоизова мать, когда как доведется, и поила чаем, и выслушивала их мальчишеские истории.

— Вы останетесь или по домам? — спросила Мария, когда чашки, наконец, опустели, а музыканты принялись собирать инструменты и расходиться, не дожидаясь припозднившейся компании.

— По домам, — заявил Алоиз. Готтфрид и рта раскрыть не успел.

— Что ж, — она улыбнулась. — Здесь вам всегда рады.

*

— Ну и какого черта? — возмущенно вопрошал Готтфрид, стремительно срываясь с места.

— Прости, друг, — казалось, Алоиз был растерян. — Я совершенно не подумал…

— Как же так, совершенно не подумал… — проворчал Готтфрид, глядя прямо перед собой.

Ему казалось, что этот вечер вполне мог бы получить продолжение, если бы не Алоиз со своей поспешностью.

— Ты-то сам как? — Готтфрид бросил быстрый взгляд на друга. — Мне, между прочим, Мария строго наказала передать тебе, чтобы ты не вздумал обидеть Магдалину. Ей и правда восемнадцать, или врет?

— Правда, — кивнул Алоиз. — Передай при случае Марии, что я ни за что не обижу ее протеже!

— Ишь ты, вспомнил бы себя пару дней назад, герой-любовник, — поддел друга Готтфрид. — “Интересно, я присунул официанточке?” — дурашливым тоном проговорил он и засмеялся.

— Перестань. Она чудо!

— Ну так как? — Готтфрид вопросительно приподнял брови и расплылся в многозначительной усмешке.

— Да ты издеваешься! — возмутился Алоиз. — Она девчонка совсем еще… Так, погуляли немного…

— Запасайся терпением, — резюмировал Готтфрид. — Кстати, у меня есть немного фотокарточек, одолжить? Чтоб терпелки на дольше хватило?

— Чтобы следующие десять лет ты припоминал мне это при каждом удобном случае?! Ну уж нет!

Готтфрид затормозил у посадочной площадки близ дома Алоиза:

— Завтра как обычно. И не опаздывай!

Он полетел к себе длинной дорогой — хотелось развеяться. Включил погромче вагнеровскую “Зигфрид-идиллию”. Обычно его ужасно раздражало то, сколько места занимали магнитофон и усилитель. Да и свет ламп отвлекал, и грелись они порядочно. Но теперь Готтфрид только порадовался, что не демонтировал магнитофон — Вагнер умиротворял. День оставил слишком смешанные впечатления: плодотворная работа, изучение дневника, данные по антирадину — и эти ужасные твари, мутный тип Тило, до ужаса похожий на огромного таракана… Все распадалось пополам, делилось на черное и белое, но было кое-что, что не попадало ни в одну из категорий. Точнее, кое-кто. Мария.

Готтфрид совершенно определенно хотел провести эту ночь с ней, а может, и не только эту. Но она вся была соткана из противоречий: и чертов гимн, и ее отношение к этому Тило-таракану словно вмешивали черную краску в светлый образ; точно фальшивые ноты вливались в стройную мелодию, будто ее песне кто-то подыгрывал на расстроенном пианино… Мысль о пианино снова заставила вспомнить о Тило и его цепком рукопожатии. Впрочем, чего было еще ждать от пианиста?..

Готтфрид задумался. Он ведь не сказал Алоизу о Тило ровным счетом ничего. И теперь он отчаянно хотел забыть о нем, о том стыде, который пришлось испытать за собственный длинный язык. В очередной раз прокляв себя за неосмотрительность, Готтфрид принялся наворачивать очередной круг через соседний квартал. Наверняка можно было бы вернуться в бар к Марии, но, должно быть, она уже легла спать… Из водоворота мыслей Готтфрида вырвал воздушный патруль.

— Арбайтсляйтер Веберн, — полицейский был совсем молод и почти безус, — потрудитесь, пожалуйста, объяснить, отчего вы пролетаете в этом направлении уже третий раз?

— Задумался, — ответил Готтфрид, забирая обратно водительскую книжку. — Видите ли, я начал работу над новым проектом…

— Проследуйте, пожалуйста, домой, — полицейский был предельно вежлив. Его не до конца сломавшийся голос, по мнению Готтфрида, звучал комично, и он едва удержался от улыбки.

— Всенепременно, — Готтфрид кивнул. — Хорошей вам ночи.

— Благодарю… — полицейский даже как-то растерялся. — Отправляйтесь домой, хорошо? — совершенно не по-уставному крикнул он, когда Готтфрид закрывал окно флюквагена. Готтфрид снова кивнул в ответ.