— По уставу вам дано право. Если капитан Денщиков возьмет на себя всю тяжесть ответственности за возможные последствия, — я умываю руки. Лично как командир роты и партиец — я категорически против… Мой долг вас остеречь. О Маслии наведу справки, а вот Лосев у меня на заметке: три дня находился в плену. Это было… взглянем.. — Северов достал крошечный блокнотик, полистал. — В прошлом году под Харьковом. Утверждает, что сбежал. Темна вода в облацех.
— Как попал?
— В плен сдаются, а не попадают. Если бы он отстаивал свою позицию до последней капли крови, о плене не было бы и речи. Мною была оформлена папка — личное дело Лосева, однако капитан Денщиков санкционировал прекращение дальнейшего движения бумаг. Папка им изъята у меня. Далее, Лосев уже в вашу бытность, будучи в секрете, бросил на произвол неопытного красноармейца Фазылова. Как вы знаете, капитан Денщиков снова спускает на тормозах. Вам, молодому командиру, небесполезно знать о приказе Верховного Главнокомандующего, где сказано о нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости. Случай с Лосевым — явная неустойчивость. А Маслий — пока неизвестность.
От капитана Денщикова, резкого в движениях, с плоским лицом, на котором примостился небольшой нос с заостренной раздвоенной вершинкой, шла легкая волна водочного духа. Скуластый уралец, не дослушав Вилова, вывалил:
— На ловца и зверь. «Язык» нужен позарез. С кем? С Маслием? Его и бери.
— Но командир роты…
Чуточку раскосые глаза Денщикова засветились изнутри, коричневые скулы порозовели, тонкие губы сжались плотнее.
— Знаю. Наизусть его легенды выучил. За Лосева получил сто первое серьезное предупреждение… Ленька! Буквоеда на провод!.. Алло! Тринадцатый? Ты опять за свое? А на кой ты дал Маслию оружие? Где ты одних гладеньких наберешься? Они ведь живые. Алло! С чистой анкетой? Нет таких… Ну, тогда объяви свою роту штрафной. Знаю, расторопность нужна при ловле блох. Где он? У тебя? Не перегибай палку, едрена-мать, а то получишь… Да не вздумай прыгать через мою голову. Хуже будет. Алло! Мне нечего терять: слесарь я! Пойми, непорочная душа, мы ему доверили автомат. Дай спокойно довоевать. Все, все, все!.. — Денщиков, вернув Леньке трубку, громко рассмеялся. — Припугнул для порядку. Решено! — Капитан потер руки и встал, хрустя портупеями, с самодельного стула, но блиндаж не стал теснее. Поджарый, перетянутый в девичьей талии ремнем, Денщиков ушел в себя, глядя в одну точку на земляной стене. Затем прищурил свои ореховые глаза, улыбнулся уголками губ:
— Значит, так. Никому — ни звука. Знают об этом я, ты и он. Все! Нет, еще трое — пулеметчик, сам подберешь кого надо, два сапера. Пулеметчик — для шума, чтоб отвлечь. Стрелки выдвинутся для страховки группы захвата. Всем проглотить языки, кто в курсе. Ни грамма отсебятины — голову оторву. Знаю. Был я майором, видишь — капитан теперь. Было дело… Да, минометчикам я сам скажу, когда, куда и сколько посадить «огурцов». Ну, дуй, зови своего Маслия! Ленька! — Он повернулся к телефонисту. — Есаяшвили — ко мне! И спеца по минам.
Как только темень уплотнилась, переодетые в немецкие мундиры, припасенные на всякий случай интендантским взводом по приказанию комбата, Вилов — обер-лейтенант, Маслий — солдат выбрались из траншеи вслед за двумя саперами.
Саперы прошлой ночью проделали проход в минном поле. Теперь они покажут его и прорежут лаз в проволочном заграждении.
Сначала шли в полный рост, а после нейтральной полосы — на четвереньках, изредка распластываясь на земле и прислушиваясь. Кобылки, одни кобылки заполнили металлическими струнными голосами эту ночь. Впереди Маслий. Где-то тут должна быть шелковица… Да, вот оно, это дерево. Теперь правее. Саперам надо чего-нибудь подарить: разминировать проход и проволоку подрезать, и чтобы ни звука — артисты, ничего не скажешь. Возле колючей проволоки Маслий дернул за веревку, другой конец которой был у Вилова, — решил передохнуть, осмотреться, прослушать «фрица» — не дышит ли где. Тут ему, пожалуй, нечего делать: крутовато, рус-Иван не полезет. «А мы полезем», — про себя ответил Маслий воображаемому фашисту.
Тишина была такая, что звенело в ушах. Только кузнечики, одни кузнечики. Но стрекот их не воспринимался, а уши ловили другие, самые нужные звуки, те, которые могли выдать настороженность врагов. Но их не было. Лучше бы были, тогда бы можно оценить степень опасности. «А ну-ка, чуть правее, чтобы пропустить саперов». Двое саперов, один за другим, проползли назад, слышно было, только их дыхание. Наконец, все утихомирилось.
Они остались вдвоем.
Маслий дотронулся до колючей проволоки, слегка взял на себя — поддалась. Он нежно отодвигал плети — старался подальше, чтобы на обратном пути ненароком не зацепиться. Ужом продвигался за ним Матвей. «Хоть бы застрочили!»
И они застрочили. Где-то опять справа, но далеко.