За чертой времени

Пять-шесть матросов, провожавших разведку, помахали бескозырками, и, обдав заросли разворотной волной, катер с потушенными огнями ровно застучал мотором, удаляясь в открытое море. Стук этот, постепенно замиравший, еще улавливался чутким ухом, как на берег, возле которого только что стояло суденышко, прибежал Стрижевой.

— Где? Где катер?

— Ушел. — В голосе усатого матроса прозвучала надежда: все с ними, разведчиками, будет в полном порядке, да и с полком тоже, бог даст, обойдется благополучно.

— Нешто не видели — появлялся?

— А он с ними, на катере.

Миль пятнадцать, что отделяли Тендровскую косу от того места на материке, которое приказано было разведать, катер проскочил быстро, С приглушенным мотором судно подошло поближе к едва угадываемой кромке берега и мягко уткнулось носом в песок. Не теряя ни секунды, Нешто кивнул трем матросам, и они побрели за ним к суше. Перед этим Нешто наказал лейтенанту — командиру катера:

— Вернемся часа через два. Будем брать «языка», если подвернется. Там видно будет. Отсюда никуда. Ждать.

Скрылись разведчики.

Тусклые отражения звезд покачиваются на глади воды от малейшего колыхания воздуха. В камышах назойливо свистит птица. Сыростью доносит из ближних кустов. Очертания пологого берега слиты с водой и небом — кругом не видно ни зги.

Тихо везде. Лишь насвистывает птица через правильные промежутки времени. Больше ни звука.

Уже минуло часа два, а разведчики не подавали никаких знаков, никаких сигналов. Как в воду канули. Не улавливалось ни шороха, ни слабого света фонарика, хотя все на катере до звона в ушах напрягали слух, пучили глаза, обшаривая вокруг себя ночь, просеивая все ее звуки, прослеживая перемещение мутных теней, особенно там, на берегу, куда ушли разведчики, — ничего похожего на их возвращение. Вот уже постепенно кромка неба, светлея, стала вроде бы отделяться от зачерненной воды в той стороне, куда они ушли, канули, что-то проступило из воздуха — наметились очертания не то башни, не то здания. По-над водой потянулись волокнистые пряди тумана. Птица замолкла. И лейтенант затревожился.

— Петро, — зашептал он, — как ты думаешь?

— У меня чего-то в груди того, сосет под ложечкой. Может, зря я подозреваю, чего и сам не знаю, а может, на самом деле бедой пахнет. Не знаю, лейтенант, не знаю, что и думать.

— Тоже душа не на месте. Береженого бог бережет. Предупреди там, в машинном отделении, пускай один у входа встанет. На всякий случай. Как махну рукой — запускать мотор на всю железку — и полный вперед! А то как бы не влипнуть. Уж вот-вот начнет светать. Не убираться ли подобру-поздорову, а то будет поздно, когда нас увидят? Не успеем выскочить из этой лужи — накроют. Уж скоро три часа, как их нет. Тише… Ты чего-нибудь улавливаешь? Нет? Вроде далеко-далеко, в степи, мотор. Машина. Слышишь, и кормовому пулеметчику передай — приготовиться, навести вон туда, по берегу. Носовой тоже пускай развернет ДШК на берег — и держать на мушке. Ага, гудит.

— Теперь и я слышу — едет. Нет. Глухо.

— Иди передай. — Есть передать, чтобы начеку.

Петухов не мог понять, почему этот Нешто, человек трусоватый (сам видел там, на окраине Николаева, как он вилял глазами, лицо сделалось неживым, серым), повел людей в неизвестный поселок, да еще обещался взять «языка»? Или он, главстаршина Петухов, стал круглым дураком за эти сумасшедшие дни или ровным счетом ничего не понимает в людях? Сам испугался, и со страху ему мерещится черт знает что. Ведь видел же, как уверенно, решительно Нешто спрыгнул с борта в воду и побрел к берегу.

И как ни напряженно, ни настороженно ожидали все на катере появления силуэтов на берегу, они возникли вдруг, внезапно. Два силуэта. Из лощины вынырнула на взгорок легковушка, встала, и из нее вышли двое.

— Эй, на катере! Свои! — приглушенно, сложив ладони рупором, окликнул один.

Это же Нешто! Другой пониже, толстый, в фуражке с высокой тульей.

Командир катера нажал кнопку (сигнал запустить мотор!) и махнул пулеметчикам. Оба ДШК резанули тишину. Полетели, звеня, на палубу стреляные гильзы. Густые крупнокалиберные очереди тяжелых ДШК полоснули по берегу, по фигурам, по машине: двое попадали на землю, легковушка не трогалась с места. Не понять было, то ли Нешто и немец срезаны, а автомобиль пробит, то ли залегли. Дробно застучал немецкий пулемет из кустов левее машины. Оба ДШК переключились на него. И все это произошло в какую-то минуту.

Со струнным звоном работал мотор. Катер, буруня гладь моря, дрожал мелкой дрожью и летел, едва касаясь воды.

— Не умеем воевать, — после долгого молчания хмуро сказал лейтенант. — Надо бы засаду устроить. На берегу. Ни один бы не ушел. Головотяпы!.. Ах, сволочь, ах, сволочь!

— Это верно, — согласился Петухов. — Вы не заметили: ДШК им влепили или промазали?

— Темнота. Где там разглядывать, абы ноги унести. И как я не сообразил своей башкой. Ах, сволочь!

— Продал, собака! Продал! — Сказал Петухов и замкнулся.