Предположения могут серьезно помешать процессу исследования, по крайней мере двумя способами. Во-первых, что, если «эмпатичная» реакция терапевта довольно сильно отличается от того, что испытывает клиент? Фразы «Это вас разозлило» или «Вам из-за этого грустно», когда клиент ничего подобного не чувствует, оставляют клиента с неопределенным ощущением, что то, что он сказал, было каким-то странным, неправильным или ненормальным. Что делать дальше? Поправить терапевта? Это довольно неудобно. Смириться с интерпретацией терапевта? Возникает чувство, что это неправильно. Может быть, просто сменить тему и поговорить о чем-то другом, этот терапевт, очевидно, не очень хорошо меня понимает, - вот что может подумать клиент.
Даже если догадка терапевта верна, его предположения все же уводят от основной цели исследования (Sullivan, 1953). Действуя на основании предположения, мы показываем клиенту, что «нам все ясно». Клиенту не нужно больше ничего объяснять; терапевт и так все понимает. Но терапевт на самом деле не понимает, или понимает не в полной мере. Это же относится и к клиенту. Исследование смыслов и чувств напоминает чистку лука: всегда есть еще один слой, - и предназначено для того, чтобы поднять все эти слои, и каждый ответ выводит на новый уровень сознания. Ни терапевт, ни клиент не знают, что принесет следующий уровень, - в этом и заключается суть исследования (Naranjo, 1993).
Это не означает, что мы отключаем наши собственные аффективные реакции на клиента или игнорируем невербальные сигналы, которые он нам посылает. Эти реакции и сигналы являются фундаментальным аспектом общения и контакта между терапевтом и клиентом (Cashdan, 1988; Bellas, 1979, 1987; Berne, 1961). Однако мы используем их скорее для того, чтобы сформулировать вопросы, а не ответы. Не «Вы, наверное, были в ярости», а скорее, «Вы сейчас выглядите рассерженным. Что Вы чувствуете?» или «Похоже этот инцидент имел для вас большое значение», с интонациями и паузами, которые поощряют клиента рассказать больше. Если ответы клиента на такие явные, или неявные вопросы продолжают подтверждать наше ощущение, что мы испытываем такую же реакцию, мы можем разделить это чувство. (Как мы увидим в следующей главе, знание, что твой терапевт имел подобный опыт, иногда может быть очень полезным и значимым для клиента.) Но мы должны быть осторожны, чтобы это стимулировало дальнейшее исследование, а не прекращало его.
Вот еще один короткий отрывок из работы с Дэном. В начале терапевтической сессии Дэн и терапевт говорили о статье, которую Дэн написал для конференции. Терапевт говорила о своей заинтересованности этой работой, а затем отметила выражение дискомфорта на лице Дэна. Обратите внимание на то, как оба вопроса терапевта следуют за собственным исследованием Дэна, побуждая его сделать следующий шаг, но никоим образом не предполагая, каким должен быть этот следующий шаг:
Психотерапевт:
Дэн:
РазныеПсихотерапевт:
Дэн:
По мере продолжения исследования Дэн исследует смысл, заключенный для него в слове «уничтожает». Это приводит его к воспоминаниям об отношениях с отцом, в которых реакция отца «уничтожала» его удовольствие и удовлетворение, и прокладывает путь к тому, чтобы в конечном итоге проработать его ставшую автоматической потерю энтузиазма от своих собственных достижений.
Важно все
Так же как в терапевтическом исследовании не должно быть предположений, точно так же в нем нет и ничего неважного. Каждое слово, каждый жест, каждое изменение интонации или позы связаны с каким-либо аспектом переживаний клиента и, таким образом, достойны исследования (Smith, 1985; Langs, 1981). Всегда есть что-то, о чем можно спросить! Трудность для терапевта состоит не столько в том, чтобы найти то, что можно исследовать, сколько в том, чтобы выбрать, что отложить на потом.
Александр Григорьевич Асмолов , Дж Капрара , Дмитрий Александрович Донцов , Людмила Викторовна Сенкевич , Тамара Ивановна Гусева
Психология и психотерапия / Учебники и пособия для среднего и специального образования / Психология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука