За пределами ведомых нам полей

…И хотя в этой весьма героической войне напоказ выставлялись все разновидности высшего нравственного начала, а с обеих сторон раздавалась самые звучные выражения, события не привели ни к исправлению, ни к гибели человечества. А после завершения убийств и всеобщего разорения мир продолжал существовать во многом так же, как делал это после всех остальных войн: со смутным представлением о том, что безо всякой выгоды были потрачены время и силы, и убеждением, что бесчестно об этом говорить» .

Да, война проникла и в фэнтези – и не абстрактная «война вообще», а именно эта, Великая, положившая Конец Всем Войнам. Более того, не будет преувеличением сказать, что год ее начала породил современную фэнтези – основные ее направления: историческое, авантюрное, юмористическое, героическое и эпическое.

Мир разрушался на глазах; его собирали заново и по-новому.

Годы войны были не самым подходящим временем для «чистого искусства», но именно в конце 1910-х годов оформился фэнтезийный цикл, ставший едва ли не самым ярким воплощением этой доктрины. «Безукоризненно писать о прекрасных событиях, которые жизнь нам не предлагает», – так определил свое кредо Джеймс Брэнч Кэбелл именно в 1914 году. Чрезвычайно популярный автор начала прошлого века Г.Л. Менкен заметил: «Стать первоклассным писателем – единственная цель Кэбелла, и к ней, полагаю, он подошел ближе, чем любой американец нашего времени». Даже язвительный Марк Твен назвал ранний сборник Кэбелла «Рыцарство» «шедевром», «чудесно написанной книгой»; а Синклер Льюис, получая в 1930 году Нобелевскую премию, упомянул Кэбелла в числе тех, кто ее достоин, но вряд ли получит – из-за своей «фантастической злонамеренности». О ней речь впереди.

Судьба эстета из штата Виргиния более всего напоминает судьбу эстета ирландского – лорда Дансени: это, кажется, последние писатели ХХ века, завоевавшие высокую репутацию именно как фантасты. Оба, когда литературная ситуация изменилась, пришлись не ко двору; и Дансени, и Кэбелл стали полузабытыми классиками, причем американец – уже при жизни своей.

Кэбелл принадлежал к уважаемому виргинскому роду, и неудивительно, что в числе его книг – серьезные исследования по генеалогии, которые отзовутся в его фантастической прозе. Он получил известность в 1900-е годы, чередуя иронические романы о вымышленном городке Личфилде, в котором без труда узнается его родной Ричмонд (начиная с «Тени орла», 1904), и не менее ироничные циклы новелл, действие которых происходит в Европе XIII-XVIII веков («Линия любви», 1905; «Галантность», 1907; «Рыцарство», 1909; «Урочный час», 1916). В «Галантности» вскользь упоминалась расположенная на юге Франции страна Пуатем (гибрид Пуатье и Ангулема), а действие повести «Душа Мелиценты» («Domnei», 1913) отчасти в ней происходило, – но время славы Пуатема еще не пришло.

Новый замысел, как обычно бывает, пришел неожиданно – и видоизменился до неузнаваемости. Цикл новелл о приключениях в сфере оккультного преобразился в роман, где правит мистика совсем иного рода: мистика литературы. В конце 1914 года книга, получившая название «Во плоти», была окончена, в январе 1915 отправилась в издательство… где ее и отверг молодой Синклер Льюис, через несколько лет жестоко себя за это коривший. Выслушав критику (роман-де слишком оторван от жизни) Кэбелл переработал книгу, усилив пресловутую «оторванность» и с удовольствием вставив главу об издательских мучениях героя, писателя Феликса Кеннастона.

Роман, в итоге получивший название «Соль шутки: Комедия уверток», был опубликован в 1917 году и стал связующим звеном между двумя направлениями кэбелловской прозы – современным и, условно говоря, романтическим. Именно эта книга оказалась краеугольным камнем одного из сложнейших по замыслу и конструкции произведений фэнтези – «Биографией жизни Мануэля» в двадцати трех частях (Кэбелл настаивал на том, что «Биография» – единый роман, хотя и многосоставный). Именно «Соль шутки» позволила выстроить повествование, которое охватывает период с начала XIII по начало XX века: далее Кэбелл заполнял пропущенные ячейки огромной таблицы, пока наконец не поставил последнюю точку в 1930 году. Образцом для него была, конечно, «Человеческая комедия» Бальзака, самостоятельные части которой сплетаются в единое целое. (Хайнлайн, создавая в 1940 году хронологическую схему своей «Истории будущего», помнил и о Бальзаке, и о Кэбелле – последнего он высоко ценил, – а равно и о Фолкнере.)