За столом с Обломовым. Кухня Российской империи. Обеды повседневные и парадные. Для высшего света и бедноты. Русская кухня второй половины XIX века

Хранителями старинных традиций, в том числе и в еде в XIX – начале XX вв. оставалось русское купечество. Прежде всего – не купцы-миллионщики, дети которых окончили университеты, путешествовали за границей, женились на обедневших дворянках и приобретали европейский лоск, а небогатые, жившие на окраинах города и не видевшие большого смысла в том, чтобы менять свой образ жизни в угоду моде.

В Петербурге такие семьи жили обычно за Фонтанкой, в Ямской и Нарвской части, на Песках, за Охтой, в центре Васильевского острова или на Петербургской стороне, поблизости от Биржи, буянов (пристаней, где разгружали товары) и складов.

Вот как описывает местность, где стоял их дом, петербургский купец Г.Т. Полилов: «Петербургская сторона в начале прошлого столетия представляла собой малозаселенную местность, в особенности ближе к Малому проспекту. Громадные пустыри, зачастую даже не огороженные заборами, прерывались кое-где небольшими деревянными строениями, преимущественно особняками. Дома с жильцами существовали только на Большом, Кронверкском проспектах, да в местности около Сытного рынка… За свою квартиру дед платил триста рублей ассигнациями в год, причем пользовался всеми удобствами, только дрова нужно было покупать, воду из Невы возили водовозы за особую цену».

На окраинах жизнь была часто полудеревенской. Н.А. Лейкин, выходец из купеческой семьи, вспоминает: «Ходили мы гулять и на огороды, которых было несколько на Кабинетской, Большой и Малой Московских (тогда Гребецких) и на Грязной (Николаевской) улицах. Огороды эти, обнесенные заборами, были промысловые; там у моей няньки, ярославки, были знакомые ярославские мужики-огородники, и нас там иногда одаривали репкой, морковкой, огурцами, горшком резеды или левкоя. На эти же огороды ходил я с матерью и за покупкой овощей, имея возможность с детства наблюдать, как растут капуста, огурцы, корнеплоды».

Обстановка в домах очень скромная, но «приличная» – тяжелая добротная мебель, кисейные занавески на окнах, образа в каждой комнате. Н.А. Лейкин вспоминает: «Семья у нас была большая, жили мы тесно, но сравнительно чисто. Тараканы и клопы водились, считаясь неизбежной принадлежностью жилья, но их время от времени морили бурой, скипидаром, ошпаривали кипятком. Это была своего рода эпоха для нас, детей, и развлечение. Помню, что полы у нас в квартире были простые, крашеные, и по субботам происходило генеральное мытье их, после чего расстилались половики, полотняные дорожки, а вечером, во время всенощной, зажигались у икон все лампады. И мы, дети, бродя по слабо освещенным теплящимися лампадами комнатам, чувствовали, что завтра праздник, воскресенье».

Многие купцы и в XIX в. продолжали носить «длинные, чуть не до пят сюртуки, сибирки и сапоги с высокими голенищами». Об этом пишет Полилов, и не забывает отметить, что дед, будучи купцом, носил «всегда сюртук с шелковыми отворотами, белую манишку, высокие воротнички которой подпирали подбородок, в то время как белая косынка батистовая с вышитыми концами, носимая тогда согласно моде вместо галстуха, обтягивала шею». В отличие от дворян у купцов с начала XIX в. не было строгого «дресс-кода», однозначно маркирующего их как сословие, и каждый выбирал ту одежду, которая касалась ему наиболее подходящей.

Но случались и откровенные несуразности. Помните любимый бухарский халат Обломова? Дед Полилова изобрел его «бюджетный вариант»: «Садясь пить чай, надевал женский ситцевый капот с всевозможными бахромками и фалборками[97] и с пелеринкою, в таком костюме проводил вечер. Он говорил, что ни в одном костюме он не чувствовал себя так удобно, как в этом».