За тобой

— Никогда тебя такой не видела.

Бэлла медленно прожевала клубнику, слизала выступивший на губах сок и уточнила, впрочем, уже зная, куда Ольга клонит.

— Какой?

— Такой расслабленной. И влюблённой.

— Да нет. Я же говорила, у нас ничего серьёзного.

— Ага. Именно поэтому ты смотришь на него, как кошка на сметану. Ну что ты на меня глазищами своими красивыми зыркаешь? Что я, неправду сказала? К тому же, я тебя больше не боюсь. Прошли те времена.

— Как будто ты когда-то боялась! — фыркнула Бэлла, не сумев скрыть всё же уважительных ноток в голосе. С Ольгой у неё и впрямь сложились совсем не такие отношения, как с другими девочками. Те её действительно побаивались, буквально глядели в рот и откровенно заискивали в надежде выбить условия получше. В Ольге же чувствовалось достоинство. Во всём, чтобы она ни делала. Бэлла не знала, как Ольге удавалось его сохранять, барахтаясь в той грязи, что их окружала, но её это безмерно восхищало. И заставляло оберегать Ольгу чуть больше, чтобы ничего в ней не сломалось, как в десятках и десятках других до неё и после. Поэтому клиентов для Ольги Бэлла выбирала с особенной тщательностью и старалась свести их количество к минимуму. Это было, в общем-то, нетрудно — найти той постоянного покровителя и, собственно, всё. Конечно, делалось это негласно и никогда не выпячивалось. Однако Ольга была слишком умной, чтобы не замечать таких поблажек.

— Тебя боялись все девочки. Ты для них была королевой. А твоя жизнь — недостижимой мечтой. Хотя, если честно, я никогда не понимала, чему там завидовать. Мне ты всегда казалась ужасно одинокой.

На «ты» с Бэллой тоже никто не говорил. По крайней мере, пока на неё работали. В своё время Ольга тоже обращалась к ней сугубо по имени-отчеству, пока не сообщила о том, что завязывает. И Бэлла — та Бэлла, которая очень хорошо знала, что выйти из системы для бывшей проститутки практически нереально, — поверила ей безоговорочно.

Кстати, о том, как Бэлла выглядит, ей тоже никто не посмел бы сказать. Никакой другой своей подопечной она этого бы просто не позволила. Высмеяла бы ту, унизила, разнесла в пух и прах. При необходимости Бэлла могла быть очень жёсткой. Собственно, она и выжила только благодаря этому. А тут — вы только посмотрите! — раскисла…

— Вокруг меня постоянно крутились люди, — вяло попыталась возразить Бэлла.

— Так одиночество сильней всего в толпе и ощущается. Ты разве не знала? Я же тебя до этого с мужиком ни разу не видела. У девчонок главным развлечение было — гадать, есть ли у тебя кто-то. И если да, то кто этот человек. Ходило столько мифов… Знала бы ты, какой поднялся кипишь, когда наши барышни прознали о Гройсмане!

— Немалый, судя по тому, что сплетни дошли и до такой затворницы, как ты.

Бэлла знала, что Ольга разорвала все связи с девочками сразу, как только ушла. Общалась лишь с одной, своей бывшей соседкой по квартире. Другие жили на широкую ногу, снимали огромные пафосные квартиры в центре, и только Ольга с Леной экономили каждую копейку, а потому жили вдвоём в крошечной съемной двушке на выселках. Ольга своей цели добилась. Лена, которая собирала на лечение сыну, — не успела скопить нужную сумму.

— Я не затворница. Ты преувеличиваешь.

— Видишь, нам всем свойственно ошибаться, — с намеком заметила Бэлла. — А вообще, знаешь, я хочу тебя поблагодарить.

— За что? Я же отказалась от твоего предложения.

— Ну и ладно. Зато мы отдохнули чудесно. Я даже не ожидала, что будет так хорошо.

— Боюсь, тебе надо хвалить не меня. — Ольга смерила хитрым взглядом Давида, который как раз собирал их с Бэллой вещи в багажник. Щёки той обдало жаром. Потому что намёк хозяйки был понятен и справедлив. Бэлла до сих пор не могла поверить, что между ними всё так… господи, у неё не было слов, чтобы это описать! Так складно, так… сладко. Так… невозможно, как будто бы! Ведь, казалось бы, ну разве можно так совпадать, так тонко и пронзительно друг друга чувствовать?! У неё в груди всё сжималось. Каждый раз… Каждый чёртовый, невозможно прекрасный раз. Давид возносил её к каким-то совершенно запредельным вершинам. И было там, высоко-высоко, хорошо. Но каждый новый пик, каждая взятая высота омрачалась предстоящим с неё падением. Гройсман засыпал, обняв Бэллу, иногда даже не потрудившись из неё выйти, и она оказывалась со всеми своими страхами лицом к лицу. О, сколько в ней было страхов…

Он уйдёт, как только узнает, какая ты шлюха, — пожалуй, главный из них.

Она утешала себя тем, что он никогда, никогда не узнает о ее прошлом. Но мерзкий голос внутри возражал, что всё тайное становится явным, и Бэллу охватывала очередная паническая атака, с которой можно было справиться, лишь крепче сжав Давида в объятьях. Конечно, она этим его будила. Он просыпался, невнятно бормотал во сне: