За тобой

Давид уже давно понял, что когда сам куда-то спешишь, важно сделать вид, будто беспокоишься о партнёре. «Не буду вас задерживать» — чудесная фраза на такой случай. В конце концов, уже восьмой час. Они не виделись с Бэллой чёртову кучу времени, а у него от этих встреч, оказывается, жизненно важная зависимость. Как у диабетика от инсулина.

Попрощавшись с Богдановым, Давид подхватил портфель и стремительно ретировался. Если бы это было допустимо в его положении, он бы и побежал, чтобы только быстрее добраться до дома. А так приходилось себя одёргивать и тормозить, повторяя мысленно: «помедленнее, Давид Ефимыч, помедленнее, ну что ты как пацан?!»

— Давид! Вот ты где… — раздался запыхавшийся Любкин голос за спиной.

Гройсман выругался под нос. Обернулся:

— Привет, Люб. Как дела?

— Ничего. Ты куда летишь-то?

— Дела. Извини. Потом поговорим, ладно?

— Интересно, как мы это сделаем, если ты меня избегаешь!

— Я перестану тебя избегать сразу же, как ты перестанешь приставать ко мне со своими расследованиями.

— Ты понятия не имеешь, о чём говоришь! Ты даже не представляешь, кто она, старый дурень!

— Начинается, твою мать! — рявкнул Гройсман. — Мне это не интересно! Уяснила?! А теперь оставь меня в покое. Не заставляй меня…

— Что?!

— Не заставляй меня быть жестоким. Неужели ты не понимаешь, какими жалкими выглядят твои попытки устранить конкурентку?

— Жалкими?! Устранить конкурентку?! О чём ты, мать его? Да господи боже, я просто хочу открыть тебе глаза! Потому, что ты ни черта дальше своего носа не видишь. Она обычная шлю…

— Заткнись. Просто заткнись, — Гройсман схватил бывшую жену за руку, встряхнул, так что у Любы клацнули зубы. — Я не позволю. Никому не позволю… Это ясно?

Давид чувствовал, как его перекосило от злости. Он шипел, он плевался, он готов был на что угодно, чтобы её заткнуть. И не позволить лить грязь на его женщину. Девочку… Ту, которую он всей душой полюбил.

— Да ты же не в себе! Что она с тобой сделала? — казалось, Любка и впрямь была поражена. Она стояла, с удивлением смотрела на его руки, сжавшиеся на её предплечьях, и никак не могла уложить в голове то, что это в самом деле происходит с ними.

— Она сделала меня счастливым. Ясно? — выплюнул Давид, разжал пальцы и как-то брезгливо обтёр ладони о брюки. — Как я и сказал, я спешу. Привет девочкам, если увидишь.

Давид вышел в душный июньский вечер. Сделал глубокий вдох, который бы позволил ему успокоиться. Не в себе ли он? Может быть. Нет, даже скорее всего. Он не в себе. Он в ней. В Бэлле. В их отношениях. Целиком и полностью. Без этого его нет. Без этого он сам по себе вообще не имеет смысла.

А значит, вообще неважно, что там Любка плела… Но всё же насколько бы было проще, если бы Бэлла хоть чуть-чуть ему доверяла! Он за два месяца, что они вместе, не узнал о её жизни ничего нового. Будто до него у неё вообще никакой жизни не было. Может, нужно было выслушать Любу? Или, что ещё лучше, выяснить всё самому…

Так ничего для себя и не решив, Давид добролся до дому, поднялся на свой этаж. Замер у Бэллиной двери и зачем-то толкнул без всякой надежды, что та откроется. А она возьми и поддайся! Давид нахмурился, тихонько проскользнул внутрь. Из гостиной доносился голос Бэллы.

— Да-да, без проблем. Я возьму на себя все расходы. Главное, чтобы Ника собрала документы, вы уж за этим проследите. Правда? Я очень рада, что она делает такие успехи. Нет, что вы. Мы это обсуждали. Она не должна ничего знать. Пусть и дальше считает, что стипендию ей выплачивает университет. Всего доброго.

Давид застыл в дверном проёме, прислонившись плечом к косяку и сложив на груди руки.

— И кто такая эта Ника?

Бэлла вздрогнула. Резко обернулась.

— Господи! Ты меня напугал. Как ты вошёл?!

— Дверь была открыта.

— Ах, да. Я хотела закрыть за Мотей с Родиком, да отвлекли… Как прошёл твой день? Ты голодный? Будешь ужинать? Или приготовить тебе ванну?

— Лучше ответь, кто такая Ника? — заведённый донельзя разговором с бывшей женой, в этот раз Гройсман решил не отступать и узнать о Бэлле хоть что-нибудь. А та в момент считав, что он не отступит, взволнованно провела ладонями по бокам. Отвернулась, поправила лежащую на спинке кресла подушку, и всё же тихо ответила:

— Моя племянница.

А вот этого он как-то совершенно не ожидал.

— Племянница? Ты же сказала, что у тебя никого нет.

— А их и нет. С её матерью мы не общаемся. Это… довольно долгая и невесёлая история.

— Я с удовольствием послушаю.

Давид опустился на диван и пригласил Бэллу присоединиться к нему, с намёком похлопав ладонью рядом. Бэлла подошла. Села. И неуверенно, с паузами, будто каждое слово ей давалось с трудом, начала всё-таки свой рассказ.