Забавы придворных

Они расходятся; Эвдон спешит отыскать епископа и добивается отпущения; на время останавливается, но не совсем образумливается. Снова начинает, снова оказывается в сетях и удостаивается разрешения многократно. Наконец епископ довольно отведал этой потехи, и она ему опротивела; он объявляет, что Эвдон в своем непостоянстве хуже, чем в неизменной строптивости и былом упорном неистовстве. Он слезно вопиет ко Господу, заклинает народ, чтобы прокляла Эвдона земля, и призывает с небес отмстительную десницу. Восстает от этих воплей как бы спавший Господь[670], низвергает врага Своего со скачущего коня и настигает гордыню его, переломив ему ногу. Узнавая первое из знамений Сатаны, Эвдон насилу добивается, чтобы епископ его выслушал, исповедает свои преступления, скрывая, однако, господство Ольги над собою. По выздоровлении, однако, он отвергает все с презреньем и гордостью и даже старается отомстить епископу, не побоявшемуся требовать возмещения по грехам и клятвам. Предатель, прежнего себя порочней, Эвдон восстает на Христа и избранных Его. Но, вспомнив о знаменье и о краткости жизни, он молит благоговейно и, будучи услышан, делается еще хуже. То он страшится, что смерть близка, то при мысли об оставшихся знаменьях обольщается тем, что жить ему еще достаточно, пока тот, кто назначен был его стражем[671], случайной стрелою из руки мальчика не выбивает ему глаз. Тут уж раскаиваясь искренней — в испуге от второго знаменья, — хотя и недолго, он со всей скоростью летит к епископу и благодаря злосчастной ране даже после стольких вероломств удостаивается отпущения. Но убывает боль от ранения, возрастает любовь к беззаконию, и он, так часто падавший ниже себя, становится тошнотворен всей церкви и мерзок народу.

Тут прибавляет Ольга, коему он был предан, третью и последнюю египетскую казнь[672] — кончину его первородного сына, столь ему драгоценного, что после этого вся жизнь ему опостылела. В траурном платье Эвдон ложится на одр пепла и власяницы, так неподдельно раскаиваясь, так уязвляя злосчастную душу истинным сокрушением, что в краткое время его истощенная кожа прилипает к костям и дух едва держится в теле. Уже ему и вправду, хотя и запоздало, делается любезным раскаяние; он спешит ко всем, кому досаждал, и, преуспевая в увещании, всякого склоняет к милосердию как несравненным красноречием, так и очевидным злосчастием. Сопровождаемый ими всеми, с великой толпой отправляется он в Бове.