Важнейшей особенностью христианства, вытекающей из личности Иисуса Христа и особенно подчеркнутой в Реформации, стало обособление человеческой личности, выделение персонального начала, сознательный и свободный выбор каждым человеком своей веры, его обращение к божественному началу, предоставленная человеку возможность войти в сознательную и свободную связь с Богом. Само такое приобщение подспудно подразумевает не только то, что каждый человек имеет божественное значение, но и содержит в себе какую-то частицу Бога, или, по словам Владимира Соловьева, — божественные права, божественные силы и божественное содержание.
Причиной борьбы христианства с манихейством было преодоление дуализма, резкого противопоставления Бога и творения, церкви и мира. Всякое человеческое бытие, учили Отцы Церкви, изначально укоренено в Боге, человек — не кукла, а частица Бога, а вне Бога — лишь небытие, зло и грех. В отличие от животных, человек в духовном или мистическом плане способен войти в соприкосновение с духовной первоосновой бытия, с божественной действительностью. Человек — единственное существо, являющееся связующим звеном между природным и божественным мирами. Личность, наделенная божественным духом, есть нечто больше, чем природа, и в этом преодолении природного, в этом стремлении к свободе и самопреодолению кроется потенция реализации божественного начала человека.
Личность есть Божья идея, Божья искра в человеке. Личность неотделима от духовности, а духовная жизнь — это выход из собственной природной ограниченности и самопоглощенности, преодоление тварности человеком. Подобно тому, как человеческая личность, целостный лик человека заложен в Боге, именно через нашу личность реализуется Бог в нас. Надо отдавать себе отчет в том, что Бог действует в мире через нас, через человеческий дух.
«В нас, — заключает древний поэт, — в нас, а не в звездах небесных и не в глубоком тартаре обитают вечные силы всего мироздания», — и поэту вторит великий христианский философ: «В нас самих заключается бесконечное богатство сил и содержания, скрытых за порогом нашего теперешнего сознания, через который переступает постепенно лишь определенная часть этих сил и содержания, никогда не исчерпывающая целого»[117]. Сама эволюция, это воплощение божественной идеи в мировом процессе, являющее собой цель всего мирового движения, есть такое соединение земного и небесного, человечного и божественного. На вопрос, почему Бог медлит с достижением этой цели и осуществляет процесс боговоплощения столь сложным путем, можно дать такой ответ: того требует свобода, свободный выбор, восхождение по ступеням лестницы всеединства:
Если всё существующее (в природе или в мировой душе) должно соединиться с Божеством, — а в этом цель всего бытия, — то это единство, очевидно должно быть обоюдным, то есть идти не только от Бога, но и от природы, быть и ее собственным делом… В человеке мировая душа впервые внутренне соединяется с Божественным Логосом в сознании как чистой форме всеединства. Человек, как
Чем, в сущности, такое понимание отличается от идеи «Бога в себе», развиваемой в этой книге? Чем «одухотворение человека через внутреннее развитие божественного начала» отличается от обретения Бога в себе?
Особое место в христологии и христианском богословии занимает так называемое второе пришествие. Надо сказать, что идея эта не нова. Адептов, достигших в элевсинских мистериях мистического просветления, именовали дигенами, или «родившимися дважды». Возможно, христианство позаимствовало эту метафору у греков, назвав «вновь рожденным» Иисуса Христа и сделав своим символом миф о Воскрешении Тела. Это глубочайшая метафора многих религий: сначала просветление сознания — затем бессмертие.