Закатная песнь

И они пожали руки, часовой открыл Че дверь, и он пытался сказать все слова утешения, какие только мог, предвестие близившегося утра в молодых глазах Юэна было странным и пугающим, он не мог забрать руку из сжавшей её ладони Юэна. И Юэн сказал только Эх, дружище, вспомни обо мне, когда в следущий раз услышишь чибисов над Блавири – посмотри на мою девчонку за меня, когда встретишь её, хорошенько посмотри, ради того поцелуя, который мне ей уже не подарить. И он отвернулся от двери, он не был испуган, не плакал, он был спокоен и тих; и Че прошёл через ряды таких же сарайчиков, толпившихся в том месте, прежде это было фермерское хозяйство, он залез в ждавший его грузовик, потом он ругался и плакал, и водитель подумал, что он псих, и он сам не был уверен, все ли с ним в порядке. И они уехали, сырое утро надвигалось, медленно подползало по взбухшим землёй полям, и больше Че не видел Юэна, его убили в то утро.

* * * * * *

Вот такую историю рассказал Че Крис, сидя с ней на кухне в Блавири. Потом он зашевелился и встал, и она тоже встала, и, словно он приближался к ней из далекого тёмного края, она увидела, наконец, его лицо, всё это время он был для неё только голосом, звучавшим в темноте. И, наконец, речь вернулась к ней Не вздумай переживать из-за меня или из-за того, что рассказал мне всё это, так лучше всего, так лучше всего!

Когда он ушёл, она медленно и тихо поднялась по ступенькам в их комнату, открыла шкаф с вещами Юэна, и целовала их, и прижимала их к себе, эти вещи, что когда-то были так близко к нему, как теперь он стал близок к ней. И она шептала в тишине, только бук слышал её, Ох, Юэн, Юэн, спи теперь спокойно и мирно, милый, я понимаю! Ты сделал это ради меня, и я горжусь этим, так горжусь, ради меня и Блавири, дорогой ты мой, дорогой мой – спи спокойно и не тревожься, потому что я поняла тебя!

Бук слушал и шептал, шептал и слушал, не прерываясь. И странное влечение, порыв овладел Крис Тавендейл, когда она тоже прислушалась. Она сбежала по лестнице вниз и отыскала молодого Юэна и поцеловала его, Пойдем прогуляемся к вершине холма.

Под ними – Кинрадди; над ними – холм; озеро, переливающееся серебром и сонное под осенним солнцем; молодой Юэн у её ног; крики чибисов в Долине.

Она глубоко и долго вздохнула и убрала руку с лица Стоячего Камня. Пелена воспоминаний спала, и вернулся мучительный вопрос – зачем, зачем? Солнце, и небо, и одиночество холмов, всё здесь кричало ей – зачем?

И тут что-то заставило её поднять глаза, она стояла, оцепенев от ужаса, прямо перед ним, поднимавшимся тропой через заросли дрока. Форма измазана грязью, лицо белое, и огромная дыра обвисала краями и раскрывалась, обвисала и раскрывалась, застывше-красная и чёрная, при каждом его шаге вверх по холму. Он подымался через кусты дрока, она видела, как трава качалась, не прижимаясь к земле под его ногами, милый её парень с этим светом в глазах, который она всегда будет нести с собой.

Крики бекасов затихли, на солнце набежало облако. Теперь он стоял рядом с ней, близко, и она протянула к нему руки, глаза её были светлы и слепы от слёз, чистый солнечный свет лежал на их лицах, голос её соткал вопрос, его ответ она услышала в шуршании ситника на кромке озера, когда его беззвучные ноги поднесли его ближе к её губам и рукам.

Милая, я вернулся! сказал он и вошел в её сердце, теперь  навсегда принадлежавшее ему.

Эпилюдия Непаханое поле

В ту зиму люди говорили, что Матчу из Бридж-Энда, что за мостом, Война особой выгоды не принесла. Хоть он и пыжился и хвастался, но, если уж по правде, то те деньги, что он тратил на свою утробу, можно было сразу выбросить в навозную кучу, итог, по большому счёту, был бы тот же. Он, Матч, занялся ирландскими породами скота, с ними ведь как – легко купил, тут же легко перепродал и получил приличный навар, с такими-то роскошными ценами. А уж тем более, если напичкать скотину сеном и водой поутру перед тем, как гнать на рынок, вид у неё будет такой, будто говядина из боков так и прёт. Хотя иногда старый Эйткен из Берви, старый хитрый гад, мог двинуть вдруг какому-нибудь бычку по брюху, и тот рыгал с утробным рёвом, а Эйткен говорил, Эй, Матч, а ветер-то дует, где он хочет115, как я погляжу, на любой случай у него, у этого Эйткена, имелась цитатка из какого-нибудь стиха.