Закатная песнь

И ты очень хорошо помнил Длинного Роба, высокий жилистый парень с поблескивавшими глазами, и большими усами, и с вечными историями, от которых тебя уже мутило, лошади, лошади, чтоб их! у него одни лошади были на уме. Ещё, помнится, он скверно отзывался о религии, как-то раз вся Долина возмущалась, но при всём при том, вспоминалось тебе, он был отличный малый, этот Роб, как он пел на поле поутру, он пел… И ты никак не мог вспомнить, что за песня там была, может, ребенок проснется и подскажет, они часто его слышали по пути в школу, и О, точно, это были Дамы Испании. Сейчас этих старых песен уже почти не слышно, дурацкие они и старомодные, вместо них теперь новые отличные песни, прямиком из Америки, говорили люди, всё что-то про родившихся там чудноватых грустных крошек, умные они бестии, эти американцы.

В общем, вот так обстояло дело с Мельницей, мельничная работа там заглохла, старый Гордон купил земли, что были при ней, за два или три фунта, и присоединил их к обширным угодьям Апперхилла. Джок Гордон вернулся с войны слепым, говорили, поначалу он чуть не свихнулся, когда потерял глаза. Но у старого Гордона денег было что грязи, он возился с сыном как мог, Джок был точно поросёночек у мамкиной титьки, и в итоге он утихомирился, вполне довольный жизнью, насколько это возможно в его положении, с любым куревом и выпивкой, какие пожелаешь, под рукой и мамашей под боком, всегда готовой лизать ему задницу. Они теперь заделались чистыми джентри, Гордоны, невозможно было на милю подойти к Апперхиллу, чтобы по ушам тебе не шарахнуло английской речью, такой тонкой и жантильной; и пахари просто бесились, когда заходили пропустить стаканчик в Драмлити-Отель, и какой-нибудь парень обязательно вставал и спрашивал, А это правда, что в Апперхилле вам теперь выдают белые манишки и что вы все ходите в Академию?

Он был одним из тех, кто порвал с Профсоюзом землепашцев, старый Гордон, и очень этим, к тому же, гордился; и ей-богу, мужик был совершенно прав, кто вообще когда-нибудь слышал о такой нелепице – «Профсоюз землепашцев»? Однако так ему это с рук не сошло, ей-богу, не сошло! Потому что на Всеобщих выборах суждено было случиться такому, чтобы секретарь Профсоюза фермерских работников выставился кандидатом от Мирнса; и со всей Шотландии, от края до края, на подмогу ему примчалось стадо социалистов, все в очочках, в мешковатых брюках и при гетрах в огромную клетку.

И был среди них один парень, докторишка, и он заявился в Апперхилл, навроде как со своей агитацией, когда старый Гордон с женой уехали из дому помогать Коалиции116. Дверь открыла Мэгги Джин, она выросла и стала красивой, как весенний цветок, красавица, нежная и приветливая, англичанку из себя не строила. И пропади оно всё пропадом, если эти двое, она и доктор, единым мигом не влюбились друг в друга, доктор позабыл о батраках, которых он собирался агитировать, и Мэгги Джин пригласила его в дом выпить чаю, и служанка рассказывала, что они несколько часов подряд проговорили о политике, она говорила, что между ними не было ничего, кроме разговоров о политике; хотя мы слыхали и не о таких чудесах.

В общем, после этого старый Гордон вдруг обнаружил, что его работников подстрекают голосовать за лейбориста, причём подстрекает его же собственная девочка Мэгги Джин, и это привело его в неподдельную ярость, и его слепого сына тоже. Но Мэгги Джин на это было наплевать, докторишка уже заморочил ей голову; и когда выборы прошли и лейборист проиграл, она заявила отцу, что больше не будет ходить в колледж, она собирается замуж за своего лейбористского доктора. Гордон сказал, что он ей хвост-то прищемит, годами она ещё не вышла, и он этого замужества не допустит. Но Мэгги Джин обняла его за шею, Я знаю, но ты же не хочешь, чтобы люди показывали на тебя и говорили «А ты слыхал, у Гордона незаконнорождённый внук?» И тут-то, говорят, старый Гордон так и сел, Ох, девочка моя, моя Мэгги Джин, ты же это не всерьёз! Мэгги Джин ничего не ответила, только стояла и смеялась, малость истерично, пока в комнату не вошла сама госпожа Гордон, не услышала новости и не напустилась на девушку. Тогда Мэгги Джин стала холодна, как лёд, Раз так, мама, очень хорошо, я слышала, в Стоунхейвенском работном доме отличные постели, и женщины могут там жить с детьми.