Закатная песнь

В итоге её взяла, можете не сомневаться, Гордоны спешно кинулись устраивать свадьбу, а доктор с Мэгги Джин то и дело посматривали друг на друга и начинали хохотать, им нисколечко не было стыдно, приличий они не знали. И после свадьбы госпожа Гордон сказала Я очень рада, что вы уезжаете из Кинрадди в Эдинбург, и мне не будут всю жизнь тыкать в лицо позором вашего беспрозванного ребёнка. И Мэгги Джин сказала Какого ребёнка, мама? Я, знаешь ли, пока детей заводить не собираюсь, разве что мы с Джорджем сегодня ночью перестараемся. Госпожа Гордон была просто оглоушена, она задохнулась, Но ты же говорила, что у тебя будет ребёнок! и Мэгги Джин только тряхнула головой и рассмеялась. Да нет же, я только спросила отца, не хочет ли он стать дедушкой. И мне не показалось, что он хочет. В ближайшие годы у меня времени на детей не будет, мама, мне надо помогать ОРГАНИЗОВЫВАТЬ ФЕРМЕРСКИХ РАБОТНИКОВ!

Но, говорили люди, вот чего уж хрен дождешься, так это чтобы у Нелли, другой дочурки, родился кто-нибудь – хоть законнорождённый, хоть незаконнорождённый, она росла кислой и сморщенной, как старая картошка, несмотря на весь её английский, спала в холодной постели, и никто её не обнимал, так что просидеть ей в старых девах всю жизнь. Но, ей-богу, ни в чём нельзя быть уверенным, ведь кто бы мог угадать, что Сара Синклер, старая глупая зараза, вдруг выскочит замуж? А причиной всему стали Война и шевеление в Недерхилле, когда старый Синклер одним махом выкупил и Кочку, и своё хозяйство. Едва узнав про это, Сара пришла к нему и сказала Ты уже для Кёрсти столько всего сделал, только ей Кочка больше не понадобится, так что преспокойно можешь поселить туда меня!

Старый Синклер, ему было под девяносто, и был он почти слепым, уставился на неё, как бычок, набредший на канаву с водой, и потом крикнул жену. И Сара сказала им, что она не шутит, Дэйв Браун, гурдонский парень, хоть завтра на ней женится, если им отдадут Чибисову Кочку под семейное гнездышко.

И она своего добилась, хотя землю не получила, старый Синклер пас там своих овец, и Дейв так и остался пахарем в Недерхилле. Однако Сара, наконец-то, вышла замуж и улеглась в супружескую постель в доме, принадлежавшем когда-то её сестре. Вскоре муж был у нее, у Сары, под каблуком, люди говорили, в первую ночь она затаскивала его в постель за ухо, но всегда найдутся хамы, готовые распускать подобные сплетни. И будь оно всё проклято, если не прошло и двенадцати месяцев, как она уже родила, пусть и бледную, немощную девочку, но какого-никакого, а ребенка. Это было не Бог весть что, конечно, но всё же лучше, чем ничего, и когда старый Синклер услышал новость, у него в голове всё перепуталось, он к тому времени уже не вставал с постели и стремительно увядал, он решил, что говорят о первом ребёнке Кёрсти, и всё время твердил шепотом Че! звал зятя, Че, который когда-то давно женился на Кёрсти.

Но Че к тому времени уже давно не было, его убили в первой схватке в День Перемирия117, за час до того, как замолчали пушки. Ты хорошо помнил его, и его бесконечные споры с Длинным Робом с Мельницы; он, бедняга Че, стоял бы за кандидата Лейбориста, потому что Богатые и Бедные были всё так же далеки от Равенства, как и прежде. Да, как-то странно это было, что он умер, славный был парень, хотя малость глуповатый, из-за чего ты смеялся над ним у него за спиной.

В свой последний отпуск, говорили люди, он был какой-то притихший, молчаливый до крайности, может, он уже знал, что больше не вернётся, всё болтался по усадьбам, ворча себе под нос, что деревья, мол, вырубили, и что земля теперь уже родить не будет, можно, мол, про это забыть. И когда он прощался с Кёрсти, то не просто хлопнул её по плечу и сказал Ну, я пошёл! Он обнял её, и поцеловал её, люди сами видели на станции, и он сказал О детях позаботься, девонька. И Кёрсти, дура здоровущая, стояла и плакала, когда поезд уходил, все на неё нервно таращились, и можно было даже подумать, что у неё в голове всё же что-то есть. И на этом история Че, так сказать, закончилась, разве что в ноябре тысяча девятьсот восемнадцатого прислали его записную книжку, и носовые платки, и всякие прочие вещи; и они были как следует отстираны, но кровь осталась на чехле блокнота, холодная и чёрная, и Кёрсти, увидев её, вскрикнула и упала в обморок.