Заклятие. Истории о магах

Тонкого ведьминского слуха коснулось змеиное перешептывание соседок, словно сырой фарш свистел на перекаленной сковородке:

– Ишь, как ее качает… Перепилась с утра пораньше.

Марфа скорбно кивнула, не желая отвечать.

Во дворе появился неторопливо шествующий Орест Моисеевич. Прошел, не покосив глазом на кухарку, канул за парадной дверью.

А ведь обед для хозяина не готов. Орест жрет, не разбирая вкуса, но обед из трех блюд обязан быть. Сегодня был задуман прозрачный картофельный суп, на второе – морковь в молочном соусе с котлетами, теми самыми, что пожрал потусторонний выползец. А на третье – бывшая фея не признавала гадкое слово «десерт» и непременно говорила «третье» – малиновый кисель. Все это великолепие осталось неприготовленным, и теперь предстоит объяснение с хозяином. Ну и пусть, все равно возвращаться на кухню, где случилось такое сражение, нет никакой охоты. Зайти разве забрать кой-какую утварь, принесенную из дома: две чугунные сковороды, которые спасли ее сегодня, безотказную мясорубку, серебряную кастрюльку – варить какао, – бронзовую прабабушкину ступку.

Мелькнула мысль: а вдруг Орест Моисеевич не захочет отдавать чужое имущество? Впрочем, пусть попробует: посуда сама знает, кто ее хозяйка, а Орест, видать, давно не получал пестом в лоб и сковородкой по макушке.

Марфа решительно направилась к Орестовым апартаментам. В прихожей все как обычно, хозяин не посчитал нужным переодеть обувь. Зачем? Прислуга подотрет грязь. Нет уж, баринок, теперь либо другую прислужницу ищи, либо сам привыкай чистоту наводить. А можно и попросту сидеть в грязи. У нас свобода, никто не запретит.

На кухне тоже ничего не изменилось, даже две остатние котлетки никто не тронул, только дверь в лабораторию была распахнута.

Марфа осторожно подошла, заглянула внутрь. Посреди помещения на полу лежала здоровенная, метра три в поперечнике, котлета. Из хорошо прожаренного бока торчали ноги в уличных ботинках.

Марфа вернулась на кухню, достала из холодильника коробку с яйцами, принялась сбивать белки. Через пару минут был готов льезон, каким смазывают перед выпечкой пироги. С миской и кулинарной кистью в руках ведьма вернулась в мастерскую и начала смазывать яичным соусом сначала потайную дверь, а затем и дверь, соединявшую кухню с лабораторией. Через несколько часов льезон засохнет, и уже никто, даже хитроумный магрибский чародей, не сможет найти двери и открыть вход.

Когда-нибудь в однушку, оставшуюся выморочной, вселится одинокий человек, чуждый всякой магии, и будет жить, не зная, какие страсти тут творились в недавнюю пору.

А пока Марфа Игнатьевна собрала свои вещи, пожевала вставными зубами одну из уцелевших котлет и изрекла:

– Вроде неплохо получилось, хотя, на мой вкус, малость не хватает перчика.

Который смеется

«Человек – это тот, кто умеет смеяться», – записал в свою книгу Антоний. Сам Антоний не смеялся уже давно. Так давно, что не понимал, каково это – смеяться. Улыбаться – улыбался, особенно по утрам, глядя на просыпающееся солнце. Но смеяться солнцу в лицо – такое в голову не приходило. Так что Антоний начал сомневаться, человек ли он.

Улыбаться умеют многие, особенно среди зверей. Лисица, что вырыла нору неподалеку от кельи Антония, при встрече с отшельником всегда улыбалась. Хвост распушит трубой, голову повернет кокетливо, глянет искоса и улыбнется, блеснув зубами: «Что, какова я?»

«Да уж знаю, что красива и меня не боишься – незачем меня бояться. Так и красуйся – себе в удовольствие, мне в радость. А как весна придет, начнешь линять, тут не до представлений будет».

В старых книгах читаем, что человек – существо с двумя руками и двумя ногами. В соседней деревне живут оборотни. Днем у них две руки и две ноги – ни дать ни взять люди. А лунными ночами перекидываются в волков, и все человеческое в них исчезает. Волчий вой стоит над долиной; несется по холмам большая охота. Антония волки не трогают, как-никак старый знакомый, но все равно в такие ночи отшельник старался соседям на глаза не показываться.

В обычные дни деревенские ничем особо не выделялись, но были до предела серьезны. Дети играли без смеха, словно исполняли важную работу, влюбленные гуляли насупясь. Свадьбы, впрочем, справляли в волчьем обличье, а там уже не разберешь, плачут они или смеются.

Неподалеку на холмах – развалины. Прежде там замок стоял, а теперь оплывший ров, пробитые стены с осыпавшимися зубцами. Донжон так и сейчас стоит, видимый отовсюду. Кто замок разрушил – неизвестно, оборотни об этом ничего не знают. На памяти Антония в родовом склепе, что посреди развалин, ютилось семейство вампиров. Оборотни утверждали, что это потомки владельца замка и что именно они опустошили округу, когда-то густонаселенную. Вампиры заявляли обратное и, кажется, были правы: во всяком случае, оборотни без людей благоденствовали, а вампиры повывелись, поскольку сосать кровь им стало не с кого.

Странно и удивительно: правда всегда оказывается на стороне того, кто проиграл, не выдержал, умер. А победитель потом придумывает свою, особую правду.