Замок княгини

Это придется сделать. Но как?!

Маг сказал, что это последний раз, больше он не посмеет требовать. И что же, этому следует верить?

Не следует. Она и не станет верить.

Но это придется сделать. Как ей, девушке, ещё не знающей мужчин, склонить к этому собственного мужа, который мужем быть не желает?

Он посмеётся над её ужимками, и только.

И — сегодня, до отъезда. Может, стоит отсрочить отъезд, это будет проще?

Чего Кантане не приходило в голову, так это просто не послушаться мага Годана. Да и никому бы здесь не пришло такое в голову. Дочь её отца не могла не понимать, что это слишком серьезно, даже если дело касается настолько личного.

Но почему?..

Что недоговаривает маг Годан?

Впрочем, даже её скромных познаний достаточно, чтобы предполагать…

— Княгиня, что происходит?

Кантана не заметила, как пришла Мантина. Остатки вазы сразу привлекли её внимание.

— Я уронила, — объяснила Кантана.

— Желаешь, чтобы я её склеила? — не дожидаясь ответа, соддийка протянула руки в сторону кучки стекла и стала двигать ими, слова сматывая невидимые нитки, а ваза сама собой стала собираться, кусочки прирастали один к другому.

Кантана только моргнула.

— Ты магичка?

— Нет. Это часть моей силы — делать целым то… что недавно было целым.

— Я не просила тебя, — Кантана отвернулась.

— Снова разбить? — Мантина улыбнулась, но разбивать не стала, вместо этого вазочка сама прыгнула на прежнее место, — тебе нравится подарок князя, княгиня? Она показала взглядом на диадему.

— Нет, — резко ответила Кантана, — видно мне не идет.

Она сдернула диадему с головы и бросила её столик. И подумала: а если спросить у соддийки? Она может дать совет, как соблазнить её князя?

Нет уж, это и вовсе глупо. Даже если было бы умно — спросить такое Кантана не посмела бы.

— Осторожнее княгиня, — в голосе соддийки скользнул холодок, — князь сам это сделал, если ты повредишь, он огорчится, я думаю. Но ты права. Тебе пока такое не очень идет.

— Что ты сказала? — теперь удивилась Кантана.

Да уж, привыкнуть к нахальным соддийским служанкам… или не служанкам… для итсванской лиры дело не простое.

— Ты должна сиять не меньше этих алмазов, — глядя на неё, спокойно сказала Мантина. — А твоя гордость и уверенность в себе должна весить побольше, чем та куча золотых дирров, которые эти алмазы стоят. Вот когда это случится, княгиня, тогда и увидишь, как тебе к лицу драгоценности Дьянов.

Кантана куснула себя за губу и отвела взгляд.

— Что ж, я подожду, — сказала она, — а пока убери это в футляр.

— Не убирай, — сказал князь.

Он стоял в дверях и смотрел на них.

Что же он слышал?..

Мантина тут же ушла. А князь приблизился к Кантане. Медленно.

— Ты огорчена? Что случилось? — он провел пальцем по её подбородку.

— Я не сияю, у меня нет гордости и уверенности, и я не достойна, — она с вызовом взглянула на него.

Ей бы хотелось, чтобы он возразил и начал утешать, хотя бы попытался, и в то же время, она была уверена, что он этого делать не станет.

Он и не стал. Зато негромко рассмеялся.

— Да. Ты просто растерялась. Это ничего. У тебя есть время освоиться со всем, я не тороплю.

Он не торопит. Какая щедрость. Он согласился, что она недостойна!

— Я тебе не нужна, поэтому могу осваиваться ещё сто лет?

— Сто лет? — он удивленно приподнял бровь, — ты ценишь себя столько низко?

Нет, определенно, соблазнять мужчину таки образом — понадобятся все двести лет. Его взгляд был мягок и спокоен, но без тени того интереса, который требовался.

И она дернула за узел платка, стащила его с головы. Распущенные волосы соблазнительны — кажется, так утверждала какая-то из теток.

— Я хочу это снять, — пробормотала она в ответ на его слегка недоуменный взгляд, — голова болит.

Дьян забрал у неё платок, бросил куда-то, поднес руки к её волосам, и… все шпильки выскочили разом, прилипнув головками-бусинками к его ладоням.

Интересное ощущение, так освобождаться от шпилек…

Он сгреб их в горсть и положил на столик, и тут же запустил обе руки в её волосы, пропуская между пальцев тяжелые гладкие пряди. И это было, пожалуй, приятно. Кантана даже шагнула к нему, оказавшись совсем близко, и запрокинула голову, нежась от его прикосновений, и это было как-то хорошо и правильно.

Вот если бы он не останавливался, и тогда…

— Погоди-ка, — он немного отодвинулся, взял диадему, ловко пропустил её между пальцами — она, как живая змейка, послушно и быстро скользнула в его руках, — и надел на Кантану, поправил её волосы, распределяя пряди, — так куда лучше. Так просто замечательно. Хочешь посмотреть?

Обняв за плечи, он подвел Кантану к зеркалу, сам стал позади, не выпуская её из рук, так, что зеркало отразило обоих. Их взгляды встретились… где-то там, в застеколье. Она неловко улыбнулась.

— Не опускай глаза, — шепнул он, — смотри на себя. Нравится?

Странно было стоять, прижимаясь спиной к мужчине, в алмазной диадеме на распущенных волосах. И в глазах у той девушки, что смотрела из зеркала, кажется, появилось что-то новое, незнакомое и неизвестное, и они теперь блестели и казались ярче.