Отсюда открывался величественный вид на первые три террасы, лежавшие далеко внизу, и далекое море. Валентин едва мог разглядеть Террасу Аттестации - только тонкая розовая линия среди зелени лесов - но огромная Терраса Начала устрашающе расстилалась в средней части нижнего плато, а Терраса Зеркал лежала прямо внизу, сверкая в полуденных лучах солнца, как миллион ярких огней.
Постепенно для него становилось неважным, как быстро он движется. Время потеряло свое значение, и Валентин полностью вошел в ритм этого места. Он работал на полях, посещал долгие сессии духовных инструктажей, проводил много времени в темном строении с каменной крышей, которое было часовней Леди. Время от времени он вспоминал, что собирался быстро двигаться к сердцу Острова, к женщине, которая жила там, но сейчас все это казалось ему маловажным. Он стал настоящим паломником.
За Террасой Посвящения лежала Терраса Цветов, потом Терраса Преданности и Терраса Отказа. Все они составляли Вторую Скалу, которую заключала Терраса Подъема, бывшая последней стадией перед вступлением на плато, где жила Леди. Каждая из террас, как понимал теперь Валентин, полностью окружала Остров, так что здесь на каждой могли быть миллионы послушников или даже больше, и каждый паломник видел только крохотную часть целого пояса. Как много усилий было вложено в создание всего этого! Как много жизней было отдано служению Леди! И каждый паломник двигался внутри сферы молчания: здесь не завязывалась дружба, не было обменов секретами и любовных объятий. Фарсал был таинственным исключением из этого правила, как будто существовал вне времени и в стороне от обычных ритуалов жизни.
Здесь, в этой средней зоне Острова, меньшее значение уделялось учебе, а большее - работе. Когда он достиг Третьей Скалы, то понял, что присоединился к тем, кто несет в большой внешний мир работу Леди, поскольку не сама она отправляла большинство посланий, а миллионы аколютов Третьей Скалы, чьи разумы и души становились усилителями благосклонности Леди. Однако не каждый достигал Третьей Скалы: многие из старших аколютов проводили декады на Второй Скале, выполняя администраторские функции, безо всякой надежды, да и желания, двигаться вперед к более сложным обязанностям внутренней зоны.
На третью теделю на Террасе Преданности Валентин пережил то, что несомненно было вызывающим сном.
Он увидел себя пересекающим опаленную пурпурную Равнину, которую видел во сне в Пидруиде. Солнце висело низко над горизонтом, и небо было мрачным и унылым, а прямо перед ним лежали два широких черных хребта, вздымавшихся, как огромные разбухшие руки. В засыпанной валунами долине между ними был виден последний красноватый отблеск солнечных лучей, странный маслянистый свет, зловещий и скорее пятнистый, чем сияющий. Холодный сухой ветер дул из этой странно освещенной долины, принося вздохи и пение: меланхолическую мелодию, плывущую вместе с ветром. Валентин шел уже несколько часов, но результата не было: горы не приближались, а пески пустыни становились все шире по мере его движения. Он все больше слабел, угрожающие миражи танцевали перед ним. Он видел Симонана Барьязида, Короля Снов, и трех его сыновей, видел ужасно старого Понтифекса, ревущего на своем подземном троне, видел чудовищных аморфиботов, лениво ползающих по дюнам, и рыла массивных думкаров, поднимавшихся из песка и зондировавших воздух в поисках добычи. Все это шипело, гнусавило и шептало; насекомые роились скверными маленькими облачками, и, кроме того, начал падать дождь сухого песка, засыпавший ему глаза и ноздри. Валентин устал и готов был в любой момент сдаться, остановиться, лечь на песок и позволить движущимся дюнам закрыть его, но что-то влекло его вперед. Впереди, в долине, двигалась взад и вперед улыбающаяся женщина, Леди, его мать, и пока он видел ее, он не переставал стремиться к ней. Он чувствовал тепло ее присутствия и притяжение любви.
- Иди,- прошептала она.- Иди ко мне, Валентин! - Ее руки протянулись к нему через эту ужасную пустыню чудовищ.
Его плечи обвисли, колени подогнулись. Он не мог идти дальше, хотя и знал, что должен.
- Леди,- прошептал он,- я дошел до предела, я должен отдохнуть и поспать!
Что-то теплое и яркое вспыхнуло между горами.
- Валентин! - позвала она.- Валентин, сын мой!
Он с трудом удерживал глаза открытыми: так соблазнительно было лечь на теплый песок!
- Вы - мой сын,- дошел до него голос Леди,- и нужны мне.
Едва она сказала эти слова, как он почувствовал в себе новые силы и пошел быстрее, а потом легко побежал по покрытой коркой земли пустыне, его сердце забилось быстрее, шаги стали шире. Расстояние быстро уменьшалось, и Валентин ясно увидел ее, ждущую его на террасе из фиолетовых камней, улыбающуюся, протягивающую к нему свои руки и произносящую его имя голосом, который звучал, подобно колоколам Ни-мойи.