Замуж за барристера

— грубовато поинтересовался он, растянувшись у стола и обрывая лепестки у поздней маргаритки. Элизабет одарила кузена негодующим взглядом и тут же виновато посмотрела на Энтони, опасаясь вспышки, однако на его лице была написана лишь безмятежность.

— Бог с вами, мистер Ходж, — совершенно спокойно ответил Энтони. — Моя кровь не отличается от вашей ни по цвету, ни по запаху. Лилиями же и фиалками я обязан неким Риммелям, создавшим самое необычное дезинфицирующее средство на свете. Думаю, если вы попросите, доктор Харви с удовольствием поделится с вами удивительными свойствами этих цветов, и вам в будущем не придется щеголять собственным невежеством в столь приятной компании.

Доктор Харви, давно проникшийся к Энтони приязнью, с готовностью подтвердил его слова, и Элизабет с трудом подавила улыбку, представляя, как должно было вытянуться лицо кузена. Она вовсе не желала для Эшли унижений, но он сам на них напрашивался, и Элизабет могла лишь бросить на Энтони одобрительный взгляд. Она понимала, сколь тяжело его положение в свете агрессии Эшли и опасений оскорбить дорогих ему людей слишком вызывающей защитой, и восхищалась его умением держаться золотой середины. Даже папа сейчас, кажется, был на стороне Энтони, и Элизабет во что бы то ни стало хотела сохранить это его отношение.

И Эшли, как ни странно, неплохо ей в этом помогал.

Очевидно, не подозревая, сколь болезненна для Томаса Уивера тема непослушания Везувия, он прошелся по неспособности барристера Рида договориться даже с собственной лошадью, не обращая никакого внимания на то, что с каждым его словом дядя становился все мрачнее. Видел ли это Энтони, Элизабет тоже не знала, однако ответ его был самим милосердием:

— Ну что вы, мистер Ходж, это Везувий не смог отговорить меня умерить пыл хотя бы по достижению рощи. Он-то понимал всю опасность скачек по узкой лесной тропинке, а меня подгоняла мысль о том, что мисс Уивер может замерзнуть без своей шали, и я не слушал никаких увещеваний.

Элизабет смотрела на него с восхищением, забыв о том, что они отнюдь не одни в этом мире и даже на этой поляне, но за быстрый взгляд веселых голубых глаз она была готова отказаться от собственной просьбы. Хотелось прямо сейчас протянуть Энтони руку, подвести к отцу и испросить позволения на их обоюдное счастье. Не мог же папа не понять! И его резкое обрывание новой колкости племянника было лучшим тому подтверждением.

— Хватит, Эшли! — непререкаемым тоном сказал Томас Уивер. — Не жалеешь нас

— пожалей Эмили! Уж она-то подобного пренебрежения с твоей стороны точно не заслуживает!

После этого разговор перешел на более легкие темы, а вскоре и вовсе иссяк, обозначив время возвращения домой. Воспользовавшись всеобщими сборами, Элизабет подошла к Энтони.

— Спасибо за ваше понимание! — не имея возможности коснуться его руки, нежно улыбнулась она. — Мне ужасно стыдно за Эшли, и я надеюсь только, что вы не станете принимать его слова близко к сердцу. Все-таки вы его сегодня обыграли по всем фронтам.

Энтони усмехнулся: против последнего утверждения возразить было нечего. И шаль вроде как он нашел, и мистера Уивера на свою сторону привлек. И Элизабет завоевал, в сравнении с чем любое другое достижение или неприятность казалась лишь каплей в море.

— Не волнуйтесь, мисс Уивер, мнение людей, подобных Ходжу, волнует меня в последнюю очередь, — сказал он. — Надеюсь только, что оно не окажет на вас с мистером Уивером такого влияния, чтобы завтра вы отказались принять меня.

Это был весомый камень в сад Элизабет, но Энтони не мог не помнить, какую роль в его судьбе сыграло предыдущее выступление Ходжа. И не понимать, столь более выгодным положением по сравнению с ним тот обладает, живя в одном доме с Томасом Уивером и его дочерьми и имея возможность склонять их на свою сторону в отсутствие соперника. И, рискуя обидеть Элизабет, он все же хотел услышать ответ.

— Ох, мистер Рид, нехорошо иметь такое мнение о леди, к которой вы дважды сватались и оба раза получили согласие, — покачала головой Элизабет, вгоняя его в краску. — Я буду ждать вас завтра после обеда: с утра мы отправимся на кладбище навестить маму и в Ноблхосе вы нас не застанете.

На секунду Энтони показалось, что после этих слов она развернется и уйдет, оскорбленная его недоверием, и он подался было вперед, чтобы вопреки всем правилам остановить ее и вынудить выслушать свои извинения, но Элизабет вдруг улыбнулась и протянула ему руку.

— Я буду ждать, — повторила она совсем другим — тихим и очень теплым — голосом, уверив в своей искренности куда как надежнее, чем оправданиями и объяснениями. Энтони воспользовался представившейся возможностью, чтобы проводить ее до коляски и помочь в нее подняться, а потом прижался на прощание к ее пальцам губами и поймал лукавый и очень довольный взгляд. — Только не сбегите опять посередине разговора, — вернула Элизабет ему шпильку, при этом незаметно пожав его руку. Энтони поклонился, понимая, что пора ее отпустить. Сделал над собой усилие, размыкая пальцы.