Замуж за барристера

— Мы с ним знаем друг друга слишком долго, чтобы я могла ошибаться в своих чувствах к нему. Я была удивлена не меньше вашего, когда он вдруг сказал, что его чувства отличны от моих. Я просто не знала, что и думать…

— И все же отказала ему окончательно и бесповоротно? — улыбнулся Томас Уивер.

— Отказала, — согласилась Элизабет и крепче сцепила руки, чтобы не позволить отцу откинуть их при следующих словах: — Я люблю другого человека и не хочу обманывать Эшли напрасными надеждами.

По тому, как напрягся отец, Элизабет поняла, что он догадался, о ком речь. Однако рука его, лежавшая поверх ее рук, не дрогнула, и это вселило в нее надежду на его доброту.

— Я так полагаю, речь идет о мистере Риде? — тем не менее довольно-таки сурово спросил отец. — Миссис Уивер все уши мне прожужжала его невиновностью в твоих страданиях, и теперь я начинаю разуметь, для чего.

Элизабет напряглась, готовая защищаться или нападать, но лишь на мгновение.

А потом вдруг прижалась щекой к отцовской щеке и зажмурилась от переполнявшего ее восторга.

— Он лучше всех! — прошептала она. — И вряд ли вы станете со мной в этом спорить. Вам, как никому, известно, сколь многого он добился в жизни и каким честным и благородным человеком является. И я буду счастлива, если вы захотите назвать его своим сыном, потому что только вы такого сына и заслуживаете!

Томас Уивер хмыкнул. Элизабет могла только догадываться, польстило ли его самолюбию или, наоборот, задела его, но это были самые главные слова, которые она хотела бы сказать про Энтони, и ничего уместнее придумать здесь было не дано.

— Почему в таком случае мой потенциальный сын не явился сегодня за благословением, а позволил тебе унижаться в уговорах? — поинтересовался отец. — Мне мерещится в этом трусость, не достойная джентльмена, а тем более, твоего супруга!

Элизабет быстро поцеловала его в щеку, а потом опустилась возле отца на колени, взяла его руку в свои и заглянула в глаза.

— Разве уговаривать любимого человека — это унижение? — улыбнулась она. — Энтони хотел прийти к вам немедля, но я испросила у него сегодняшний вечер. Мне очень хотелось провести его с вами вдвоем, поделиться своей радостью, получить ваше одобрение и уверить вас в том, что дороже него для меня нет ничего на свете!

Я полюбила мужчину — хорошего, достойного, — но эта любовь ничуть не уменьшила моих чувств к вам. И я могу лишь просить не отнимать у меня счастья быть любимой вами с прежней нежностью, даже если сейчас вы не столь уверены в моем избраннике, как я!

К ее радости Томас Уивер открыл объятия еще до того, как Элизабет закончила говорить, и, если обжегшая ее висок капля была не скупой мужской слезой, то Элизабет совсем не знала отца.

— Ты чудесная девочка, Лиззи! — пробормотал он спустя пару минут безмолвного единения. — Я так часто вижу в тебе мою несчастную Фэй с ее лукавством и великодушием, что расстаться еще и с тобой будет для меня невыносимо. И все же я не стану чинить вам с мистером Ридом препятствия, если ты уверишь меня, что светишься сегодня благодаря ему. Я никогда еще не видел тебя такой счастливой, Лиззи! И ничего так не желаю, как продлить это счастье возможно дольше!

Была ли другая тема, столь приятная Элизабет, как воздаяние Энтони по заслугам? Она не поскупилась ни на похвалы ему, ни на признания в нежных и крепких к нему чувствах, ни на заверения в том, что он отвечает ей самой глубокой взаимностью.

— Ну, в его-то отношении к тебе я не сомневаюсь, — усмехнулся Томас Уивер, ласково целуя дочь и тем самым благословляя ее. — Он еще пятнадцать лет назад смотрел на тебя такими глазами, что Фэй сразу распознала в этом натуральное обожание. Все сокрушалась, что мы не сумели убедить Джорджа Рида позволить его брату остаться в Ноблхосе, переживала, что такого друга тебе больше не найти. Пришлось отправить мальчишку в Итон: в Кловерхилле он бы точно не выжил. Впрочем оно, наверное, и к лучшему. Так Энтони Рид получил образование и почетную профессию, а я после смерти Фэй, боюсь, не сумел бы уделять ему должного внимания.

Элизабет вздохнула, прошлась по кабинету. Джордж Рид был настоящим чудовищем, и слова отца в очередной раз подтвердили это. Наверняка он рассчитывал, что Энтони не выдержит суровых будней Итона и сбежит, загубив свою судьбу, а вместе с ней и жизнь. А ему достало сил преодолеть все препятствия и выйти победителем. И вернуться к Элизабет, одарив ее другом, о котором можно было только мечтать.

— Уверена, мама сейчас радуется за нас с вами, — мягко улыбнулась она, однако отец лишь вздохнул.

— Мне очень хочется в это верить, — сказал он. — Однако я никогда не приму этой несправедливости, отмерившей ей чуть больше четверти века. Фэй была создана для жизни и радости и должна была остаться с нами, так любящими ее и так нуждающимися в ней! Согласись, Лиззи, и пятнадцать лет не стирают этой жестокости и не заставляют смириться. Слишком молода, слишком жизнерадостна. Несчастная моя Фэй!