Замуж за барристера

— Дуэль предназначена для джентльменов, а не для такой мрази, как вы, Ходж! — абсолютно ровно произнес он. — Да и мог ли я вызвать на дуэль свалившегося по пьяни с лестницы человека? Что вы там себе повредили? Нос? А рука, часом, не сломана? Или только вывихнута? — и он потянул ее еще чуть в сторону, все-таки вырвав у поверженного противника столь тщательно давимый стон. — У вас, мистер Ходж, помнится, скоро заезды начнутся, а вы столь неосторожны.

— Что тебе надо? — сквозь стиснутые зубы просипел Ходж. — Чтобы сохранить руку?

— Мне — от вас? — презрительно качнул головой Энтони и, рванув второй рукой противника за плечо, развернул его к Элизабет. — Разве что взаимовыгодный обмен. Вы просите прощения у мисс Уивер, а я, так и быть, оставлю вам все четыре конечности в целости. Если, конечно, мисс Уивер согласится принять ваши извинения.

Энтони совершенно не хотелось глумиться над этим зарвавшимся беспредельщиком, вынуждающим его чувствовать себя ничуть не лучше его же. Он предпочел бы как можно скорее избавиться от Ходжа и прижать к груди перепуганную Лиз, судя по всему, желавшую того же самого. Но справедливость требовала удовлетворения, и Энтони ловким движением руки помог противнику сделать правильный выбор.

— Прости, Лизбет, хмель в голову ударил! Клянусь честью, такое больше никогда не повторится! Я вел себя непозволительно и готов сделать все, что угодно, лишь бы загладить свою вину! Веришь?

Ходж говорил слишком весело, чтобы можно было принять его слова за искренние, но Элизабет поспешно кивнула, желая закончить этот фарс, и Энтони отлично ее понимал. Не рискуя быть застигнутым врасплох, он довел противника до выхода при помощи все того же захвата.

— Постарайтесь аккуратнее подниматься по лестнице, мистер Ходж, — посоветовал Энтони, ставя точку в своей победе. — А я пришлю к вам доктора Харви, чтобы он снял с носа отек.

— Буду вам весьма признателен, — сохраняя, несмотря на проигрыш, присутствие духа, отозвался Ходж, и Энтони безучастно подумал, что столь сильный характер мог бы помочь своему владельцу стать великим человеком, если бы он не подался на преступную дорожку. А теперь это был опасный соперник, с которым следовало держать ухо востро. — Только не запамятуйте в своих заботах. Не хотелось бы на фотографиях с кубком плохо выглядеть.

Энтони не менее учтиво поклонился и захлопнул за Ходжем дверь. И вот тут-то осекся.

Как с костром: из самых лучших побуждений он опять явил себя не джентльменом, а уличным мальчишкой, не чурающимся пускать в ход кулаки. И сколько бы он ни защищал Элизабет, она-то всегда оставалась настоящей леди, до которой Антонио Виллани было куда как дальше, чем фермеру Хантеру до вдовы Джорджа Рида.

Дьявол бы побрал эти условности!

Энтони обернулся, снова встретившись со взглядом темных девичьих глаз. Что в них было: благодарность, осуждение? Элизабет смотрела, не отрываясь, а у него засвербело в затылке, выпуская на волю привычных демонов.

— Лиз…

— Я люблю вас, Энтони! — только и выдохнула она, и это было именно тем способом напрочь лишить его самообладания, который всегда действовал безотказно. И который был доступен единственному человеку на земле, отдавшемуся сейчас его объятиям и медленно приходящему в них в себя. — Я так за вас волновалась! — пробормотала у его груди она. — Я ведь сразу поняла, чего Эшли добивается. Он стал вызывающе себя вести, когда увидел, что вы вернулись в гостиную. Рассчитывал, что вы станете выяснять отношения прилюдно и что у него будет повод снова вас подставить. Поэтому я и постаралась увлечь его от посторонних глаз. Я безумно боялась, что вы решите вызвать Эшли на дуэль, и не знала, что предпринять, чтобы не допустить этого. Но вы… вы… Вы просто…

— Головорез? — улыбнулся Энтони. Теперь, когда их сердца снова бились в унисон, когда он видел нежность и заботу в ее глазах, когда услышал самые главные слова на свете — впервые из уст своего ангела, — Энтони мог позволить себе подобные провокации, зная, что за них не получит поперек хребта, а услышит нечто безумно приятное и не менее важное.

— Вы мой герой, Энтони! — шепнула она, обхватывая его за шею. И, пожалуй, куда как большим безумием после этого было ответить на ее признание благодарным кивком, нежели рискнуть своей репутацией, завладев губами любимой и от всей души скрасив им обоим тяготы сегодняшнего вечера.

— Ангел мой!

Энтони был уверен, что не любит целоваться, не находя в этом ни особого удовольствия, ни необходимости. Просто выполнял долг, повинуясь очередным глупым правилам.

A потом словно бы окунулся в теплые воды райского залива и больше не захотел выныривать.