Замуж за свёкра

Грянул бравурный марш, и на подиум вышел седовласый мужчина с усами и бородкой испанских королей. На вид ему было сорок — сорок пять лет. Кутаясь в средневековый плащ, Бонифаций совершил по сцене почетный круг, приветственно помахивая рукой и пряча в усах тонкую улыбку. Женщины призывно поднимали бокалы, скандируя: «Боня — наш кумир!» Далее последовал акробатический танец с медленным раздеванием и демонстрацией излишков мышечной массы.

Лариса смотрела не на него, а на Карину. Ей доставляло большое удовольствие наблюдать за эмоциями страстной «испанки». А та, увлеченная зрелищем, ничего не замечала и не слышала. Наверное, в Средние века знатные гранд-дамы с таким же самозабвенным азартом наблюдали поединки тореадоров с быками.

— Карина! — как можно громче крикнула Лариса. — Ты сама сейчас такая красавица, что глаз не отвести. Зачем ты сжигаешь себя почем зря?

— Что? — очнулась Карина и посмотрела на Ларису рассеянным взглядом.

— Я говорю: ты сейчас жуткая красавица!

— А ты оглянись кругом. Здесь много таких.

Присмотревшись к публике, Лариса поразилась количеству симпатичных, привлекательных и идеально красивых лиц. Но большинство уже перевалило за грань, когда о них можно было сказать «молодые». Скорее здесь присутствовали моложавые, ухоженные, хорошо сохранившиеся.

— Бальзаковский возраст — средний для здешних дам, — как будто читала Ларисины мысли Карина. — Мы с тобой еще о-го-го по сравнению с некоторыми. Но именно с одной из этих пиковых дам уедет Бонифаций. Знаешь, каких бабок стоит его ночь? Нам с тобой не по карману.

— Что здесь делают эти олигархини?

— То же, что и остальные. Наслаждаются и отрываются. Днем у них осточертевший бизнес или одинокое прозябание во дворце, а вечером можно расслабиться по полной программе.

— Они не боятся шустрых папарацци?

— Те, кто боится, сюда не ходят. Для них существуют закрытые клубы.

— Карина, поедем домой? Что-то я устала от этого шума.

— Поедем. Тем более что Бонечка уже выступил.

В такси они молчали, каждая по-своему переживая пролетевший вечер. Лариса ругала себя за избыток выпитого, а Карина, должно быть, все еще была во власти Бониных чар.

— Завтра ты чем занимаешься? — спросила Карина, перед тем как выйти из машины.

— Не знаю, наверное, на какую-нибудь выставку пойду.

— А может, в ночной клуб — мужиков кадрить?

— Я пас! Мне хватит впечатлений на целый год.

— Ох уж мне эти провинциалки! Не заметите, как жизнь мимо проскочит. В старости-то и вспомнить нечего будет.

— В старости я все же надеюсь с внуками повозиться.

— Да уж, с внуками оно интереснее. Ладно, звони, если что. Сообщи, когда дедушку для своих внуков найдешь. Пока!

Ночью Лариса долго ворочалась с бока на бок, не в силах избавиться от мыслей, не дававших уснуть.

Как всегда, она думала об Антоне и зачем-то сравнивала его со стриптизерами. По всему выходило, что их конфетная красота уступала обаянию ее любимого. Один только взгляд его сапфировых глаз перевешивал все эти горы мускулов. Умный, искрящийся, наделенный природным магнетизмом, он завораживал и привязывал к себе навсегда. Она знала, что от этого взгляда ей не спрятаться, куда бы она ни совершала бессмысленные побеги. Вот, к примеру, эта ее поездка — что дала ей? От чего она пыталась убежать? Теперь она и сама не знала толком. Да разве можно сравнивать ее Антона с какими-то Бонями и Гламурычами? Это даже смешно. Продажные жиголо и Антон Кронберг — несравнимые величины. До чего пророческими оказались слова Карины: «Сегодняшний ликбез в области разврата научит тебя ценить то, что имеешь». И в самом деле, этой ночью до нее дошла истина, простая, как все истины на свете, — цени, что имеешь, и будешь счастлива.

Успокоенная таким выводом, Лариса наконец-то уснула.

* * *

Утром ее разбудил аромат сдобного свежеиспеченного пирога. Сладко потянувшись, она прислушалась к звукам. Сквозь уличный гул, влетавший в приоткрытую форточку, едва пробивался приглушенный стук с кухни. Это Вера Федоровна хлопотала возле плиты, стараясь не шуметь, чтобы не потревожить приехавшую далеко за полночь племянницу.

Лариса встала, подошла к окну и с ребячьей радостью долго смотрела на падающий снег. На душе было так же светло, как и на улице, праздничной от юного снега, от встающего из-за крыш солнечного диска, неяркого, растушеванного дымкой зимнего утра. Городской пейзаж за окном, знакомый ей с детства, был дорог еще и тем, что в скором будущем должен превратиться в воспоминание. По словам Веры Федоровны, власти собирались сносить дома в этом районе под новую застройку.

Лариса вздохнула и, с трудом оторвавшись от зимней сказки за окном, пошла в ванную.

Вскоре женщины сидели на кухне и неторопливо лакомились рыбным пирогом. Янтарный чай в чашках из старого фарфорового сервиза благоухал свежестью и тонкостью букета. Лариса не скупилась на похвалы. Чай и пирог были лишь поводом выразить всю нерастраченную любовь и нежность к тетушке, которая и внешне, и характером напоминала ей покойную мать.