Западноевропейская поэзия XX века

Еще неимовернее, чем море,
еще сосредоточеннее — воздух.
Пустыня света в стынущем просторе,
бессонница высот в студеных звездах.
Бессмертный воздух! Может быть, дo края
он грудь тебе собою переполнит —
но он, бессмертный, о тебе не знает.
Но он, бессмертный, о тебе не помнит.

МОРЕ

Разве моря кромка голубая
льнет печально к берегу губами?
Вон как вольно рыщут волны в поле.
В небе благодать, а солнце — в море!
Что за свет, пронзающий навылет,
на трепещущую вечность вылит?
Божье сердце бьется в синем свете:
бьется вне
и времени и смерти.

* * *

«Что за упругая кровь по излукам…»

Луису де Леон[151]

Что за упругая кровь по излукам
льется, точа ледяную плотину?
Хлынуло в сжатые губы лавиной
небо, смывая оплот акведука!

Певчие струи, и смута, и мука

ветра, всверлившего свист соловьиный
в пену, кипящую первопричиной
кровосмешения света и звука.

Ширится полночи грузная крона,

пряча в листве вороненой и влажной
звездную тяжесть тугого плода;

бриз, низвергающийся с небосклона,

черную ветку качнул — и протяжно
звоном ответила ветру звезда.

ЮНОСТЬ

Окно. Звезда в зените.
Глаза, куда глядите?
Глаза глядят на стены:
не выбраться из плена.

Кирпич, и черепица,

и пол… Кругом — граница.
Я стиснут ей до боли.
Звезда горит на воле.

Однажды день настанет —

и стен совсем не станет.
И хлынет свет. Стираясь,
все грани сгинут. Радость!

Но я, навек ослепнув,

глаза сомкну. Нелепо…
Свобода! Но над полем
моя звезда — в неволе.

КОНЕЧНАЯ МГЛА

Мутится мысль и смущена душа.
Кого сейчас мои ласкали губы?
Свет или сгусток мглы меня погубит,
мой жар в себя вбирая не спеша?

Как билось сердце, грудь мою круша,

как пела кровь и как трубила в трубы…
Но, верно, страсть, ослепнув, шла на убыль:
уже мерцает дно ее ковша.

Ты здесь струилась меж моих ладоней,

рекой упругой подо мной текла,
вникая кровью в дрожь моих агоний.

Все кончено. Закатная зола

не лжет рассудку. Свет потусторонний
бесстрастно заволакивает мгла.

ДЛЯ КОГО Я ПИШУ