Западноевропейский сонет XIII-XVII веков. Поэтическая антология

Любовь! В каком ребячестве пустом
Порою ты бываешь виновата:
Вдруг Небеса одарят таровато,
А ты — бежать (от лучшего притом!)…

Как мальчик, книжным прошуршав листом,

Картинки глянет, переплета злато,
Но даже знать не знает, сколь богато
Умом писатель свой украсил том, —

Вот так, ребенок, в Стеллиных зеницах

Завороженно ты отражена,
Ловушку видишь ты в ее ресницах,
А тайна ведь — в груди заключена!
И чем в лучах красы наружной греться,
Не лучше ль, глупая, в ее проникнуть сердце?

16

Так создан я, что за собой влекли
Меня красавицы, как самоцветы,
Бурлящий дух мой попадал в тенеты,
Которые Любовью нарекли.

Но языки огня меня не жгли,

Мне боли страсть не причиняла эта,
И я решил, что неженки наветы
На страсть из-за царапин навлекли.

Я с этим львенком лишь играл, пока

Мои глаза (на счастье, на беду ли?)
Узрели Стеллу. Сломана строка,
Ее глаза мой мир перевернули.
Теперь с Любовью мы накоротке —
Она как яд в отравленном глотке.

18

Я сознаюсь в ничтожестве своем,
Входя к рассудку в счетную палату,
Из всех счетов я вывожу растрату
Достоинств, небом данных мне взаем.

За все, что мы с рождением берем,

Мне нечего отдать Природе в плату.
Не знал я счета ни сребру ни злату.
И нет мне оправдания ни в чем.

Мой пыл сдает, мой дар творит безделки;

Мой разум тщетно защищает страсть,
Чьи побужденья низменны и мелки;
Я над самим собой теряю власть.
Но потому мной горе овладело,
Что больше нечего терять для Стеллы.

21

Ты говоришь, насмешливый приятель,
Что загнала меня Любовь в капкан,
И что в моих стихах царит обман,
И что мой разум — суетный мечтатель.

Пускай я невнимательный читатель

Платона, — право, не один туман
Юнцу лихому от рожденья дан,
Хотя порой надежда — подстрекатель.

Безумный Март мне не сулил беды,

Но я предстал в упадке перед Маем.
Чем встречу я часы моей страды?
Ты, верно, скажешь; разум твой вскопаем
Лопатой знаний. Друг мой, возвести,
Что в мире может Стеллу превзойти?

23

Заметив мой угрюмо сжатый рот
И мой тоскливый неподвижный взгляд,
Досужий свет гадает невпопад,
Никак причин печали не найдет.

Один готов побиться об заклад,

Что это все — познаний горький плод,
«Он к Принцу вхож, — иные говорят, —
И полон государственных забот».

А самый строгий Приговор таков:

«Тщеславен! В гору лезет! Но почет
В златую западню его влечет!»
Эх, умники! Эх, скопище глупцов!
Стремлюсь душой и днем, и по ночам
Лишь к сердцу Стеллы и к ее очам.

27