– Вам нравится моя музыка, – заключила она и, наклонив голову, взглянула на меня исподлобья: уловки женщины, гордящейся своими глазами. Их карие радужки располагались несимметрично.
– Вы должны выступать на Пятьдесят второй улице.
– Только не думайте, что я там не выступала. Но вы сюда давно не заходили, правда? Еще бы: тут лихие парни бродят.
– Их не так много. Это место стало похоже на церковь. Многие признаки появились. Что за причина этому? Почему, не скажете?
– Угостите сигаретой.
Я прикурил для нее. Она глубоко затянулась с лицом недовольного ребенка, сосущего пустую бутылочку. Крылья носа, бескровные и белые как снег, выдавали в пей кокаинистку.
– Меня зовут Лу, – представился я. – Хотелось бы знать и ваше имя.
– Бетти Фрейли.
Она произнесла эти слова с оттенком сожаления, словно обводила их траурной рамкой. Похоже, они много значили для нее.
– Я помню вас, – нагло солгал я. – Вы перенесли тяжелое потрясение, Бетти.
На всех кокаинистах стоит клеймо неудачников.
– Да, можно сказать, дважды. Два года провела в белой камере без рояля. Удар из-за угла молотком. И еще говорили, что стараются ради меня. Они предали дело гласности, а мое имя было известно. И если я теперь протяну ноги, то не без помощи копов. Два года не видеть рояля!
– Вы прекрасно играете, никогда не подумает, что у вас столько времени не было практики.
– Вы так считаете? Посещали бы вы меня в Чикаго, в период моего расцвета! Там я играла на рояле, подвешенном вверх ногами. Может, вы слышала хотя бы мои записи?
– Кто же их не слышал?
– Вам понравилось?
– Поразительно! Они буквально свели меня с ума.
Но фортепьянная поп-музыка никогда не была моей сферой, и я, вероятно, употребил не те слова или переборщил в похвалах, Сперва скривились ее губы, затем, недовольство перешло в глаза и голос.
– Я не верю вам, назовите какую-нибудь вещь.
– О, это было так давно.
– Вам нравился мой «Джин Милл-блюз»?
– Конечно, – с облегчением ответил я, – Вы исполняли его лучше, чем Салливан.
– Вы лжец, Лу. Я никогда его не записывала. Зачем вы заставили меня так много говорить?
– Затем, что я люблю музыку.
– Да? Вы, наверное, вообще туговаты на ухо.
Бетти внимательно посмотрела мне в лицо. Ее меняющиеся глаза стали жесткими и сверкающими, как бриллианты.
– Знаете, похоже, вы коп. Не типичный, но коп, У вас взгляд кона: они пытаются увидеть сердце человека.
– Полегче Бетти, вы плохой психолог. Ни до чьего сердца я не собираюсь добраться, но я действительно коп.
Вы занимаетесь наркотиками?
Бетти побледнела от страха.
– Вовсе нет, я частный детектив и от вас ничего но хочу. Мне просто понравилась ваша музыка.
– Вы врете. – От злости и ужаса она начала говорить шепотом. Ее голос сухо шелестел: – Ведь это вы ответили мне по телефону Фэй, назвавшись Троем. Так кто же вы?
– Меня интересует Сэмпсон. Только не уверяйте, что никогда о нем не слышали.
– Но я и правда не слышала.
– По телефону вы сказали мне другое.
– Ну хорошо, я видела его здесь среди других посетителей. Разве из этого следует, что я ему нянька? Он просто знакомый. Зачем вы притащились ко мне?
– Но вы же первая подошли.
Бетти наклонилась в мою сторону, притягиваемая ненавистью, как магнитом.
– Убирайтесь вон и больше никогда не появляйтесь.
– Я останусь.
– Вы полагаете? – Она махнула рукой официанту, и тот моментально подбежал. – Позови Паддлера. Этот сопляк частный детектив.
Голубовато-черное лицо негра непроизвольно дернулось при взгляде на меня.
– Спокойно, – сказал я.
Бетти встала и направилась к двери, расположенной, позади рояля.
– Паддлер! – позвала она.
Все головы в зале поднялись. Дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина в алой шелковой рубашке. Его маленькие глазки рыскали по сторонам, пытаясь, обнаружить непорядок.
Бетти указала на меня пальцем.
– Выстави его отсюда и проучи. Он следил за мной и старался что-то разнюхать.
У меня было время удрать, но мне уже надоело бегать. Три поражения за один день – чересчур много. Я шагнул ему навстречу и провел обманный бросок, но он легко уклонился. Тогда я размахнулся правой. Он отвел мой кулак предплечьем и двинулся на меня.
Его темные глаза заметались. Первый удар пришелся мне в зубы, и я потерял равновесие. Другой угодил в шею за ухом. Я зацепился ногой за угол эстрады и упал напротив рояля. Сознание помутилось, в ушах зашумело, затем все поглотилось гигантской тенью.
Я чувствовал себя ничтожным маленьким существом, упершимся спиной во что-то твердое. Что-то не менее твердое било меня по лицу. Сначала в левую скулу, потом в правую. И каждый раз голова моя стукалась в некую стену позади. Эта гнетущая последовательность ударов продолжалась с монотонной размеренностью.