Записки еврея

Зима была уже совс?мъ на исход?. Наступилъ праздникъ пасхи. Родители Ерухима упросили моихъ опекуновъ отпустить меня къ нимъ на первую вечернюю, торжественную трапезу (сейдеръ). Я чрезвычайно былъ радъ всякому случаю, вводившему хоть сколько нибудь разнообразія въ мое существованіе, и съ восторгомъ принялъ это приглашеніе.

Наступилъ канунъ праздника. Прямо изъ синагоги Ерухимъ, отецъ его и я отправились въ ихъ домъ. Родители Ерухима занимали всего три небольшія комнатки. Первая играла роль залы, гостиной, столовой и кабинета, сл?дующая служила спальной, а посл?дняя, самая большая, была д?тской. Это маленькое жилище, неизобиловавшее ни роскошью меблировки, ни комфортомъ, отличалось чистотою и опрятностью. Хозяйка дома, сама всегда чистенькая и опрятная, ум?ла и въ будни придавать каждому уголку праздничный видъ; теперь же, ради такого праздника, для котораго сама религія предписываетъ особенную чистоту, комнатки эти, въ буквальномъ смысл? слова, блест?ли. Некрашенный досчатый полъ былъ выскобленъ и такъ тщательно вымытъ, что казался совершенно новымъ. Въ восточномъ углу, подъ кивотомъ, стоялъ простой столъ, покрытый б?лою какъ сн?гъ скатерью. У стола, на одномъ конц?, было устроено изъ трехъ стульевъ особаго рода с?далище, на манеръ кушетки, нагруженной подушками въ б?лыхъ наволокахъ; съ об?ихъ сторонъ этого с?далища, вокругъ стола, были разставлены съ большой симметріей семь простыхъ стульевъ. На стол?, противъ каждаго стула, стояла тарелка, лежали ножъ, вилка, и между ними находился небольшой стаканчикъ. По середин? стола красовались: графинчикъ съ водкой и два большихъ графина съ кр?пкимъ и сладкимъ виномъ. На особыхъ тарелкахъ покоились хр?нъ ц?льный, хр?нъ тертый, лукъ, вареныя крутыя яйца, и еще какая-то масса с?роватаго цв?та. У почетнаго с?далища стоялъ особый приборъ, на которомъ лежали три пр?сника, тщательно укрытые чистымъ полотенцемъ. Для меня эти церемоніи и порядки были неновы, но никогда еще они такъ не бросались мн? въ глаза, какъ въ этотъ разъ; вс? эти мелочи, въ ихъ опрятномъ вид?, сообщили и мн? какое-то празднично-торжественное настроеніе духа.

Насъ встр?тила Перлъ съ сладкою улыбкою на устахъ, и съ радостно блестящими глазами, ведя за руки д?тей, од?тыхъ въ новыя ситцевыя платьица. Глава семейства торжественно прив?тствовалъ семью и поздравилъ съ праздникомъ. Семейство отв?тило ему т?мъ же самымъ. Онъ долго и н?жно смотр?лъ въ глаза жены и зат?мъ перецаловалъ дочерей. Перлъ поцаловала Ерухима, а меня, не знаю почему, прив?тствовала какъ взрослаго.

Вся эта семья дышала любовью, радостью и счастьемъ. Отецъ Ерухима, раби Исаакъ, былъ мужчина средняго роста, съ лицомъ правильнымъ и прекраснымъ. Лицо это озарялось карими, большими, честными глазами. На немъ лежалъ отпечатокъ искренней набожности и серьёзности, лишенной всякой т?ни суровости. Его развитый лобъ, разс?каемый р?зкой поперечной морщиной, обрамливался густыми, черными съ прос?дью пейсами. Такая же густая окладистая борода облегала его подбородокъ. Когда онъ улыбался, зубы его блест?ли, какъ слоновая кость. Од?тъ онъ былъ въ черномъ шелковомъ кафтан?, доходившемъ до пятокъ, и опоясанномъ такимъ же шелковымъ, широкимъ поясомъ. Словомъ, вся его наружность внушила мн? высокое уваженіе. Мать Ерухима, Перлъ, тоже показалась мн? въ этотъ вечеръ красив?е обыкновеннаго. Она была еще довольно молода и св?жа. Ея б?лое, чистое лицо, от?ненное черными какъ смоль, дугообразными бровями, изъ-подъ которыхъ св?тились черные же блестящіе глаза, оканчивалось продолговатымъ, неправильнымъ подбородкомъ. Но эта неправильность потому уже не бросалась въ глаза, что наблюдавшій это прекрасное лицо не могъ оторвать своихъ взоровъ отъ постоянной очаровательно-доброй улыбки, песходившей съ ея губъ. Я ее никогда не вид?лъ такой разод?той, какъ теперь. Голова ея покрыта была черной бархатной, особой формы повязкой, унизанной мелкими жемчужинами. Уши украшались серьгами какого-то оригинальнаго образца. На ней была над?та юбка изъ тяжелой, пестрой шелковой матеріи. Талія ея плотно обтягивалась н?сколько помятой бархатной кофточкой, грудь украшалась нагрудникомъ, вышитымъ золотыми и серебряными галунами. Весь этотъ азіатскій костюмъ шелъ какъ нельзя бол?е къ ея южному типичному лицу.

Раби Исаакъ с?лъ на первомъ попавшемся ему стул?. Вс? д?ти обступили его и начали ласкаться. Перлъ стояла н?сколько поодаль, и съ обычной своей улыбкой на устахъ восхищалась этой семейной картиной. Я съ завистью смотр?лъ на этихъ счастливыхъ д?тей, вспоминая суроваго своего отца. Еслибы я ст?снялся, то самъ былъ бы не прочь приласкаться къ раби Исааку. Мн? хот?лось погр?ться хоть у чужаго огонька.

— Моя дорогая Перлъ, обратился раби Исаакъ къ своей жен?:— дожили мы съ тобою до великаго праздника, несмотря на наши тяжкіе гр?хи! дастъ Богъ, доживемъ и до сл?дующаго — ц?лыми и здоровыми.

Онъ набожно закатилъ глаза, глубоко вздохнулъ, и н?жно оттолкнувъ д?тей, всталъ, взялъ за руку жену, и торжественно повелъ ее къ столу. Мы вс? пошли за ними.