За день до моего прі?зда домой, ее отправили на новую квартиру выб?лить комнаты и смазать полъ, и она на этой квартир? возилась уже больше нед?ли. Мало-по-малу, служанка пришла въ себя, и разсказала сл?дующее:
Зная, что мы на ночь должно пере?хать на новую квартиру, и видя, что комнаты, всл?дствіе б?ленія, отсыр?ли ужъ черезчуръ, она вздумала протопить печи. Протопивши, она немедленно закрыла трубу и завалилась спать. Во сн? она чувствовала, какъ будто ее что-то душитъ и не даетъ дышать; въ вискахъ у ней сильно стучало, она пыталась поднять голову, но не могла. Въ это самое время, сестра моя начала стучать въ дверь и громко звать ее по имени. Она собралась съ силами, съ трудомъ встала, пошла и отворила дверь. Когда она возвратилась съ сестрою въ хату, то почувствовала сильное головокруженіе. Сестра ее разспрашивала. Она сначала отв?чала, но вдругъ пошатнулась на ногахъ. Чтобы не упасть, она инстинктивно ухватилась за сестру. Но какимъ образомъ ухватилась и что зат?мъ было, она не помнитъ. Она лишилась чувствъ.
— А кто тебя душилъ во сн?? спросилъ ее тотъ мужикъ, который сов?товалъ угостить мертвую Аксинью осиновымъ коломъ.
— Кто жъ его знаетъ, что меня душило?
— То-то, кто его знаетъ! Я-то знаю: все проклятая Аксинька!
Мужики начали выгружать изъ возовъ. Татьяна, стоная, помогала имъ, но они отъ нея сторонились какъ отъ зачумленной.
Я въ душ? гордился, что я, слабый, хилый мальчишка, храбр?е этихъ здоровяковъ. Я тогда уже уб?дился, что мысль храбр?е всякой физической силы, но что физическая сила сильн?е всякой храброй мысли. А изъ этого сл?дуетъ, что истинная храбрость, творящая чудеса, соткана изъ того и другаго вм?ст?.
«Евреи — трусы!..» Это такой фактъ, спорить противъ котораго было бы совершенно напрасно и безполезно. Заикнитесь только однимъ словомъ въ защиту еврейской храбрости, и васъ осилятъ остроумными и плоскими анекдотами о еврейской баснословной трусости. Это не разъ случалось со мною въ жизни. Н?сколько л?тъ тому назадъ, въ одно утро, пос?тило меня н?сколько русскихъ, хорошихъ моихъ знакомыхъ, принадлежавшихъ къ военному, такъ сказать патентованному на храбрость, элементу. Они зашли во мн? въ кабинетъ, и въ крайнему изумленію, зам?тили хорошую пару пистолетовъ я двухстволку съ принадлежностями. Они знали, что я не занимаюсь перепродажею старыхъ вещей, и не даю денегъ въ ростъ
— Неужели вы любитель оружія? спросилъ меня одинъ молодой марсъ.
— Да, я люблю оружіе,
— И вы… началъ другой офицерикъ, но заикнулся, покрасн?лъ и замолчалъ.
— Не боитесь пистолета, хот?ли Вы спросить? Пожалуйста, не ст?сняйтесь. Храбрость не моя профессія, и притомъ я не обидчивъ.
— Извините, пожалуйста, сказалъ, онъ чрезвычайно в?жливо: — я хот?лъ сказать, что вы — исключеніе.
— Вы очень любезны.
— Церемоніи въ сторону, прибавилъ развязно третій офицеръ, защищавшій усердно Севастополь, но, по особенному вел?нію судебъ, неполучившій и царапины. — Церемоніи въ сторону. По правд? сказать, мн? какъ-то не в?рится, чтобы еврей, самый развитый, не боялся огнестр?льнаго оружія.
— Почему же это вамъ не в?рится?
— Не знаю, какъ вамъ это сказатъ, но трусость еврейская вошла въ пословицу.
— Пословица не фактъ.
— Это правда, но такъ сложилось уже общественное мн?ніе.
— Общественное мн?ніе такой же в?рный фактъ, какъ и пословица. Если в?рить общественному мн?нію, то всякій шпагоносецъ храбръ какъ левъ, а в?дь, согласитесь, господа, мало ли трусовъ и въ военной сред?? мало ли такихъ в?жливыхъ героевъ, которые кланяются всякой пул??
Севастопольскій герой посмотр?лъ въ окно и похвалилъ погоду.
— Конечно, тутъ не безъ предразсудковъ. Но чрезвычайно интересные анекдоты разсказываются по этому случаю.
— Ахъ! пусть онъ вамъ разскажетъ анекдотъ о «еврейскомъ разбойник?».
— Я охотникъ до всего интереснаго. Пожалуйста, разскажите, попросилъ я его.
— Вы не обидитесь?
— Ни мало.
— Разсказываютъ, что у одного б?днаго еврея была жена презлющая…
— Да. Это часто случается даже съ неб?дными евреями, согласился я.