Записки еврея

Челов?къ, прежде всего — животное привычки; его можно пріучить къ трусости и къ храбрости. Все д?ло въ воспитаніи и навык?. Дайте челов?ку въ руки съ ранняго д?тства огнестр?льное оружіе, пріучите его влад?ть имъ и обращаться, и онъ его бояться не будетъ: челов?къ боится только того, что ему незнакомо, что онъ не понимаетъ, но знаетъ, что оно можетъ ему повредить, что оно угрожаетъ опасностью его жизни. Вы встр?тите много записныхъ храбрецовъ, пугающихся чорта, именно потому, что они в?рятъ въ его существованіе, а между т?мъ не встр?чали его лицомъ въ лицу, не узнали его свойствъ и его ахиллесовой пятк?. Какъ бороться съ незнакомой силой? Подведите самаго храбраго мужика къ громоотводу, объясните ему, что самъ изобр?татель, не зная, какъ съ нимъ обращаться, былъ пораженъ на смерть электричествомъ, и посмотрите, струситъ ли мужикъ предъ этой незнакомой ему силой, или н?тъ? Что удивительнаго посл? этого, если еврей, недотрогивавшійся во всю свою жизнь до пистолета, незнающій его механизма, а между т?мъ ув?ренный, что это — орудіе смерти, пугается при одномъ вид? этой незнакомой, пагубной силы? Если что-нибудь достойно осм?янія, то это не мнимая, природная трусость евреевъ, а глупое, несообразное воспитаніе. Трусость евреевъ, трусость привитая, а не природная, проистекаетъ еще и отъ другихъ причинъ: евреевъ душили, евреевъ угнетали, на нихъ охотились, какъ на зайцевъ, и кто же? масса, въ тысячу кратъ сильн?йшая и многочисленн?йшая, покровительствуемая сверхъ того мнимымъ законнымъ и религіознымъ правомъ. Какъ тутъ храбриться? Можно ли назвать тигра трусомъ за то, что онъ б?житъ отъ удава? Онъ б?житъ отъ силы, превосходящей его силы, и умно д?лаетъ. Самые умные, добросов?стные люди, относительно евреевъ, д?лаются непосл?довательными въ своихъ сужденіяхъ. Они говорятъ: евреи — трусы. Евреи ц?нятъ деньги выше своей жизни. Евреи — самые отчаянные спекуляторы и аферисты. Если евреи ставятъ деньги выше жизни, если они эти деньги пускаютъ въ рискованныя спекуляціи, нер?дко лопающіяся, то евреи уже не трусы. Дайте еврею другое, бол?е разумное и здоровое воспитаніе, развейте его мускулы и мышцы физическими упражненіями, кормите его питательной пищей, дайте ему чистаго воздуха вдоволь, и не мучьте его д?тскую голову сухими, безполезными предметами талмуда, — и, конечно, изъ него выйдетъ и здоровый работникъ, и см?лый воинъ, и славный боксеръ.

Прошу извиненія. Я увлекся. Я люблю свою націю при вс?хъ ея недостаткахъ. Люблю я ее еще больше потому, что въ этихъ недостаткахъ виновата собственно не она, а тотъ жестокій рокъ, который ее пресл?довалъ и пресл?дуетъ понын?; та среда, которая не желаетъ ее радикально перевоспитать, чтобы не лишиться забавнаго, безвозмезднаго шута; то еврейское духовенство, которое для своихъ матеріальныхъ интересовъ и мелкаго честолюбія изуродовало, исковеркало своимъ вреднымъ вліяніемъ т?хъ, которые ему см?ло вв?рились; виноваты т? вліятельные, денежные, еврейскіе м?шки, которые, обладая мильйонами, не перестаютъ суетиться до гроба объ умноженіи своихъ мильйоновъ, упуская изъ вида несчастныхъ, нравственно изув?ченныхъ своихъ собратьевъ, которыхъ направить на прямой путь разумной жизни вовсе не такъ трудно, какъ кажется.

Трудно только любить своего ближняго и заботиться о его благ?.

X. Кабинетъ и университетъ

Ц?лыхъ три м?сяца страдали мы въ сырой, холодной и затхлой деревенской изб?. Мы переносили почти голодъ. Отъ отца долгое время не получалось никакихъ изв?стій. Онъ, в?роятно, сообразилъ, что н?жныя письма безъ существеннаго приложенія — одна напрасная трата времени и почтовыхъ издержекъ. По моему мн?нію, онъ былъ совершенно правъ: если челов?ку помочь нельзя, то лучше, по крайней м?р?, не лишать его надежды. Моей матери стоило только заикнуться своимъ сос?дямъ, деревенскимъ корчмарямъ, о своемъ горестномъ положеніи, и ее бы нав?рно поддержали — таковъ ужь характеръ евреевъ — но отъ природы она была горда и я ее за это очень уважалъ, хотя гордость эта, унасл?дованная и мною, была причиною многихъ страданій въ моей жизни. Я ползучихъ людей ненавижу: это пресмыкающіяся, которыя такъ и норовятъ забраться къ вамъ въ ухо, откуда ихъ и вытащить уже н?тъ возможности. Страдала вм?ст? съ нами и несчастная Татьяна, попавшая, безъ собственной вины, въ разрядъ в?дьмъ. Мужики и бабы сторонились отъ нея и перешептывались при ея появленіи; даже хлопцы не заигрывали съ нею попрежнему. Въ нашемъ семейств? тоже косо на нее поглядывали; особенно Сара, дрожавшая при одномъ ея появленіи. Одинъ я былъ уб?жденъ въ ея невинности, и Татьяна очень часто, плача навзрыдъ, жаловалась мн?:

— Хібажъ я відьма? чего воны мене мучутъ? Прійдетця вирівку на горло, да и годі!