Читаем Записки еврея полностью

— А, откупной гусь. Ладно. Такъ васъ обоихъ Срулями зовутъ?

— Да.

— Какъ же васъ различать прикажете? А вотъ какъ: тебя (онъ указалъ на моего товарища) я буду называть Сруличекъ; ты слабенькій да плаксивенькій, тебя же, птаха (онъ взялъ меня за подбородокъ), я стану называть Срулемъ; ты крупн?е и заборист?е. Ладно?

— Ну, а васъ какъ звать? осм?лился я спросить его, въ свою очередь.

— Если ты мн? будешь говорить «вы», а не «ты», то а теб? оборву уши. Ишь, какой откупной модникъ!

Отъ его словъ и движеній в?яло необыкновенной добротою. Я засм?ялся.

— Ну, а тебя же какъ звать? поправилъ я свой вопросъ.

— Меня-то? Ицикъ-Шпицикъ, Хайкелъ-пайкелъ, Эли-Гели-Айзикъ-Лайзикъ.

Мы прыснули со см?ху.

— А что, тараканы, весело со мной?

— Очень весело.

— Теперь — по домамъ. Ваши отцы и матери, в?роятно, ждутъ не дождутся васъ…

Меня кольнуло прямо въ сердце отъ этого напоминанія.

— Если хотите короче со мной познакомиться, приходите завтра предъ вечеромъ. Я тутъ буду съ полными карманами.

Мы ваялись за руки и дружно поб?жали въ городъ.

— Какъ теб? нравится этотъ челов?къ? спросилъ я товарища.

— Я ув?ренъ, что это вовсе не челов?къ, отв?тилъ пресерьёзно Сруль.

— А кто-жь это такой, по твоему?

— Если не самъ чортъ, то покрайней м?р? лецъ[58].

— А вотъ, завтра ув?римся. Если онъ придетъ въ л?съ посл? об?да, то онъ — такой же челов?къ, какъ и мы съ тобою: черти и лецы не являются днемъ.

— Увидимъ.

Съ робостью, чуть ступая, перешагнулъ я порогъ родительскаго жилья. Я предчувствовалъ грозу, и предчувствіе не обмануло меня. Отецъ, мать и вс? члены семейства сид?ли за столомъ и оканчивали уже ужинъ, когда я появился на сцен?. Отецъ грозно посмотр?лъ на меня, стукнувъ по столу кулакомъ. Мать вспрыгнула съ м?ста, подб?жала, схватила меня за руку и яростно притащила къ отцу.

— На, любуйся на своего сынка. Вотъ плоды твоей откупной науки.

— Гд? ты шлялся? грозно спросилъ отецъ, повернувшись ко мн?. Я никогда не вид?лъ его такимъ взб?шеннымъ. Я началъ бормотать что-то въ свое оправданіе, но онъ меня и слушать не хот?лъ.

— Молчать! крикнулъ онъ громовымъ голосомъ, и въ первый разъ въ жизни поднялъ на меня руку…

Сара заплакала, и это под?йствовало на отца. Онъ мгновенно отрезвился, опустилъ руки и отвернулся. Мать не унялась. Она подб?жала вторично во мн? и взглянула мн? въ лицо.

— Такъ вотъ какъ, голубчикъ? ты уже и покушать изволилъ спозаранку? Такъ вотъ какъ ты постился? Вишенками? хорошо-жъ, дружочекъ. Ужина для тебя я не готовила… Вонъ!

Я дешево отд?лался: всего однимъ толчкомъ, двумя пинками и самымъ жиденькимъ подзатыльникомъ. Я улегся спать безъ ужина. Бол?е всего меня мучилъ поступокъ отца; я его считалъ добрымъ и благоразумнымъ, а онъ поднялъ на меня руку, чтобы угодить матери. Когда все въ дом? уснуло, Сара подкралась во мн?.

— За что ты, Сруликъ, сердишься на маму? В?дь ты же виноватъ.

— Я не виноватъ.

— Ты не постился?

— Постился почище твоей мамы.

— Гд? же ты пропадалъ до поздней ночи?

Я не выдержалъ и разсказалъ Сар? вс? событія этого дня.

— И что же, сд?лались вы невидимками? спросила наивно Сара.

— Еслибы я сд?лался невидимкою, то могла ли бы мать меня вид?ть и толкать?

Передала ли Сара матери мое оправданіе или н?тъ, я не знаю, но мать на утро начала ко мн? очень мягко подъ?зжать и ласково заговаривать, предлагая какой-то роскошный завтракъ. Я не отв?чалъ и не посмотр?лъ даже на нее. Я простилъ бы ей, какъ всегда, толчки и пинки, полученные мною отъ ея руки, но никакъ не могъ простить ея того, что она подбила отца на меня.

— Что молчишь? прикрикнула она да меня. — Будешь завтракать, или н?тъ? Смотри, пожалуйста, еще просить его нужно.

— Сама ?шь! отв?тилъ я р?зко и грубо.

— А! Такъ ты еще дерзости…

Я не дослушалъ и ушелъ въ контору. Мой характеръ видимо началъ портиться отъ домашняго деспотизма, возмущавшаго меня.

— Отчего же ты вчера не показывался на глаза, ц?лый день? Гд? пропадалъ? спросилъ меня Кондрашка. (Я съ нимъ дошелъ уже до фамиліярности).

— Разв? ты не знаешь, что вчера былъ у насъ постъ?

— А ты, дурачокъ, разв? ц?лыя сутки ничего не ?лъ?

— А то какъ же? Конечно, не ?лъ.

— Глупъ же ты, какъ посмотрю я на тебя.

Посл? об?да, во время котораго отецъ, мать и я были надуты (мать молчала, догадываясь что она меня вывела уже изъ терп?нія), а Сара — необыкновенно грустна, мы съ Срулемъ посп?шили въ нашъ л?сокъ. Подъ раскидистымъ деревомъ лежалъ нашъ вчерашній незнакомецъ. Подложивъ свои костлявыя руки подъ шарообразную голову, онъ храп?лъ самымъ варварскимъ образомъ. Мы ус?лись поодаль отъ этого сатира въ образ? челов?ческомъ и смотр?ли на него молча. Чрезъ н?которое время онъ потянулся, з?внулъ, открылъ свои с?рые глаза и повернулъ къ намъ голову.

— Ага, вы ужь тутъ, тараканы? Подойдите-ка поближе.

Мы подошли. Онъ протянулъ намъ руки.

— Подымите-ка меня. Дружно! Ну!

Мы начали тянуть его изъ вс?хъ силъ, но вм?сто того, чтобы его поднять, мы сами попадали прямо къ нему на горбатую грудь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное