Записки еврея

— Видите, тараканы! такъ всегда бываетъ: видишь лежачаго челов?ка и берешься его поднять, а онъ, лежачій-то челов?къ, еще тебя повалитъ. Помните же все, что я вамъ говорю, ослята! Это первый урокъ.

— За что же ты бранишь насъ? спросилъ я, вставая на ноги: — насъ и дома бранятъ достаточно.

— Дома бранятъ тебя ослы, а тутъ бранитъ тебя челов?къ. Понимаешь ли ты?

— Н?тъ, не понимаю.

— Все равно посл? поймешь. — А ты, таімудейская крыса, понимаешь ли, что говорятъ? обратился онъ къ Срулю.

— Что говорятъ — понимаю, но не понимаю, для чего ругаться.

— Скажу — поймешь. Вы выросли на пинкахъ и брани. Отъ этихъ н?жностей вы оглуп?ли. Сл?довательно, чтобы выгнать дурь изъ вашей головы, надобно опять васъ бранить и опять бить: клинъ клиномъ выбиваютъ. А покуда, садитесь-ка, д?тки, поболтаемъ.

Мы подс?ли къ нему. Этотъ страшный челов?къ обаятельно д?йствовалъ не только на меня, но и на моего, совс?мъ несообщительнаго товарища.

— Скажите-ка, тараканы, что вы тутъ вчера д?лали? Только, чуръ не врать.

Я ему разсказалъ все, чистосердечно. Онъ пресерьёзно слушалъ.

— Да. это очень хорошая штука быть невидимкой. А что бы вы сд?лали, еслибы вамъ и на самомъ д?л? удалось сд?латься невидимками?

Сруль повторилъ свою идею о полицеймейстер? и о евреяхъ.

— Ты зам?чательно глупъ, крыса. Еслибы теб? вздумалось побуждать вс?хъ полицеймейстеровъ міра сего въ пользу евреевъ, то пришлось бы б?гать, какъ собак?, день и ночь. Евреи раз бросаны по ц?лому св?ту, и везд? ихъ одинаково давятъ, какъ клоповъ. Не тронь ихъ. «Не поднимай лежачаго, онъ тебя повалитъ».

— Ты самъ еврей, — и не любишь евреевъ…

— Врешь, я ихъ люблю, только по своему… Теб? этого не понять. Ну, а ты что сотворилъ бы, будучи невидимкой? обратился онъ ко мн?.

Я ему передалъ свою идею объ англійскомъ милорд?, о спящихъ д?вахъ и проч.

— Что-то не понимаю. Разскажи-ка мн? умное содержаніе сихъ книжицъ.

На переносиц? у него зашевелилась улыбка. Я передалъ ему, какъ могъ, сюжеты т?хъ книгъ.

— Ну, и это глупо. Д?въ спасать также не сл?дъ. Этотъ народъ самъ себя спасаетъ. Это тоже лежачій. Не тронь — повалитъ.

— А ты что сд?лалъ бы, будучи невидимкой? спросилъ я его, въ свою очередь.

— Я? Я ?лъ бы, пилъ бы, спалъ бы…

— И только?

— Н?тъ, бралъ бы у богатыхъ дармо?довъ и раздавалъ бы…

— Нищимъ?

— Къ чорту нищихъ! ихъ гнать нужно. Я раздавалъ бы т?мъ труженикамъ, которые не въ состояніи выработать себ? насущнаго хл?ба, т?мъ… Ну, да что съ вами толковать, таракашки! вы еще ничего не смыслите; больно зелены.

— А можно сд?латься невидимкою?

— Еще бы; конечно, можно.

— Какимъ же образомъ?

— Я даже знаю средство превратить обыкновеннаго челов?ка въ пророка.

— Неужели? Какъ же? полюбопытствовалъ Сруль.

— Такъ, какъ полиція это д?лаетъ.

— Полиція д?лаетъ пророковъ? Какъ же?

— Очень просто, крыса. Кладутъ челов?ка рожей внизъ. Онъ ничего не видитъ, а знаетъ что наверху д?лается… потому что его порютъ.

Мы засм?ялись.

— Ну, а невидимкой какъ сд?латься?

— Поститься ц?лыя сутки, молиться усердно, прочитать изв?стную главу псалтыря н?сколько разъ — и д?ло въ шляп?.

— Да мы же вчера все это д?лали.

— И что-жь?

— Не помогло.

— Не помогло потому, что вы все это д?лали не во время. Ты гд? это вычиталъ?

— Въ Кицеръ-шело.

— То-то. Тамъ дальше сказано: «Средство это употреблять во время самой важной опасности, наприм?ръ: когда нападутъ разбойники». Видишь, крыса, если на тебя, когда нибудь, нападутъ разбойники, ты имъ и скажи: «Господа разбойники! дайте мн? сроку сутки, а потомъ разр?шаю гамъ убить меня и ограбить». Эти сутки ты употреби на постъ, молитву, чтеніе псалтыря — и тогда сд?лаешься невидимкою и, конечно, спасешься отъ смерти.

Я посмотр?лъ на Сруля, а Сруль на меня. Мы оба разомъ покрасн?ли.

— Вотъ видите, ослята, какъ васъ одурачили. Евреевъ всегда дурачили самымъ наглымъ образомъ. Захот?лось какой нибудь синагогической голодной крыс? вдругъ сд?латься великимъ раввиномъ, — онъ и написалъ толстую книгу, напичкалъ туда всякой чепухи. Будто челов?къ не можетъ врать перомъ, точу такъ же, какъ и языкомъ! добавилъ онъ грустнымъ и задумчивымъ голосомъ.

Я еще мало понималъ этого челов?ка, но уже сочувствовалъ ему. Онъ говорилъ такъ плавно, такъ уб?дительно-просто, съ такой душевной теплотою, что не в?рить ему было р?шительно невозможно. Товарищъ мой, почувствовавшій в?роятно то же самое обаяніе, что и я, но будучи набожн?е и труслив?е меня, испугался гр?ховныхъ р?чей и попытался заткнуть уши. Незнакомецъ зам?тилъ этотъ маневръ, побагров?лъ и сд?лалъ угрожающее движеніе.

— Ты чего затыкаешь уши, дуралей? загрем?лъ онъ на него: — непріятная микстура, а? Разв?сь лучше свои ослиныя уши, да слушай; одного слова ее пророни изъ того, что честные оборванцы, какъ я, теб? говорятъ. Такіе даровые уроки р?дко теб? достанутся въ жизни.

— Да в?дь гр?хъ, попробовалъ Сруль оправдаться.

— Какой гр?хъ? Слушать, говорить, думать, ?сть, пить и спать, — не гр?хъ. Подличать, врать, тратить божію жизнь на пустяки, дурачить челов?чество, — вотъ гр?хъ.

— Кто же тратитъ жизнь на пустяки, кто дурачитъ? спросилъ я, желая, чтобы онъ продолжалъ горячиться.