— Дуралей! меня благодари: еслибы не длинный рукавъ, собака непрем?нно схватила бы твою руку.
Я не разъ разсказывалъ своему пріятелю, Кондрату Борисовичу о моихъ встр?чахъ съ ученымъ шутомъ, подбивая его познакомиться съ нимъ, но онъ счелъ для себя унизительнымъ знаться съ подобной сволочью, какъ онъ выразился. Но когда я ему передалъ исторію о мертвец?, эта оригинальная выходка до того ему понравилась, что ему самому захот?лось посмотр?ть на батхена.
— Сегодня я непрем?нно пойду съ тобою. Увидимъ, что это за шутъ гороховый. Если насм?шитъ меня, пожалуй, подарю ему что-нибудь. Куда ни шло.
Я внутренно подсм?ивался надъ чванливою заносчивостью моего откупнаго пріятеля и надъ т?мъ унизительнымъ пренебреженіемъ, съ которымъ онъ относился заглазно къ челов?ку, несравненно выше его по уму и учености, но счелъ за лучшее смолчать.
Приближаясь къ л?су, мы издали зам?тили уже Сруля, сидящаго на трав?, и Хайкела лежащаго подъ деревомъ въ своей любимой поз?, лицомъ внизъ.
— Это онъ? спросилъ меня Кондратъ, указывая издали тросточкой на Хайкела, и скорчивъ презрительную рожу. — Фу! какой же онъ грязный и обшарпанный, вашъ Соломонъ мудрый!
— Можешь возвратиться, если теб? ненравится, отв?тилъ я ему съ досадой, которую я сдержать не могъ. Я оставилъ Кондрата, поб?жалъ впередъ и со всего размаха навалился на шута.
— Тише, б?сёнокъ. Горбъ раздавишь. Вся талмудейская мудрость разомъ хлынетъ оттуда и ты же захлебнешься.
— Подними-ка голову, да посмотри кто сюда идетъ.
— Л?нь. Самъ скажи кто?
Я ему назвалъ откупнаго франта.
— А!!! протянулъ онъ, раскрывъ свою пасть, какъ удавъ, собирающійся проглотить кролика, Онъ вскочилъ на ноги, стадъ въ какую-то см?шную позу, опустилъ свою уродливую голову на передній горбъ, и скорчилъ свое лицо въ какую-то смиренную. несчастную гримасу.
Кондратъ величественно подошелъ. Окинувъ нищаго горбуна насм?шливымъ взглядомъ, онъ не удостоилъ его даже поклона, и нер?шительно началъ опускаться на траву.
— Ваше высокоблагородіе, обратился къ нему Хайкелъ униженно и плачевно: — будьте осторожны, можете какъ-нибудь испачкать свое божественное платье и простудиться можете, боже сохрани! А вотъ, я подстелю вамъ свой кафтанъ. Съ этими словами онъ наскоро сорвалъ съ себя свой кафтанъ и заботливо разостлалъ его на трав?.
Сруль удивленно смотр?лъ на унижающагося философа. Я зналъ, что онъ насм?хается надъ франтомъ, и былъ очень радъ тому.
— Хайкелъ, зач?мъ ты называешь его благородіемъ? онъ же вашъ братъ, еврей.
— Врешь, крыса, баринъ этотъ не похожъ на еврея, н?тъ, н?тъ, н?тъ!
— Н?тъ, я, еврей, подтвердилъ Кондратъ на еврейскомъ жаргон?, очень довольный, повидимому, т?мъ, что даже еврей не принимаетъ его за еврея.
— Такъ ты еврей? давай же кафтанъ назадъ. Онъ грубо вытащилъ изъ-подъ франта кафтанъ, постлалъ самому себ? и разлегся какъ у себя дома.
— Сруликъ! ты гд? выкопалъ этого павлина? спросилъ онъ меня сердито.
— Я вижу, что ты на самомъ д?л? — шутъ, отнесся къ нему Кондратъ, желая его кольнуть. — Вм?сто грубостей, ты бы лучше гримасу какую-нибудь намъ состроилъ.
Хайкелъ не заставилъ себя просить. Онъ с?лъ, приставилъ руку къ носу такъ, что его лицо разд?лилось на дв? части, и онъ обратился къ франту. Мы вс? залились отъ см?ха: одна половина лица шута хохотала, а другая половина плакала.
— Браво! одобрилъ франтъ и захлопалъ въ ладоши.
— А знаешь ты, павлинушка, это значитъ? спросилъ его Хайкелъ угрюмо.
— Н?тъ, не знаю.
— Это значитъ, что одна половина моего
— Не понимаю.
— Постой, объясню: меня оплакиваетъ потому, что челов?къ принялъ образъ скота, а тебя осм?иваетъ потому, что скотина приняла образъ челов?ка.
— Какъ ты см?ешь? вспылилъ Кондратъ, замахнувшись тросточкой. Горбунъ, не обращая на него вниманія, л?ниво обвелъ вокругъ себя глазами, и зам?тивъ вблизи молодой отростокъ, вяло протянулъ руку и мигомъ вырвалъ его.
— На, братъ, обратился онъ къ франту, подавая ему отростокъ. — Твоимъ прутикомъ ты только щекотать меня будешь. Я люблю чувствовать, даже тогда, когда меня бьютъ.
— Вотъ чудакъ! улыбнулся франтъ — не будемъ ссориться.
— Гм! я не желаю этого: я хочу только свободно говорить и другимъ не запрещаю. Брани меня, только порядкомъ объясни, за что.
— А ты же за что меня бранишь?
— Хорошо. Ты в?руешь въ Бога?
— Вотъ вопросъ! Конечно.
— Въ ветхій зав?тъ в?руешь?
— В?рую.
— По ветхому зав?ту можно брить бороду?
— Н?тъ.
— Зач?мъ же ты бр?ешь?
— Такъ красив?е.
— То-есть, удобн?е для тебя?
— Да.
— Значить, хоть брить бороду и нельзя, но ты все-таки бр?ешь, потому что теб? это пріятно? А то, что тебя будутъ пороть на томъ св?т?, этого ты не боишься, потому что это когда-то еще будетъ? Да?
— Разум?ется.
— Ну, значитъ ты — дрянь, ты опасная дрянь.
— Почему?