Записки Юлия Цезаря и его продолжателей

23. Позже Цезарь приблизил лагерь к лагерю и начал вести укрепление к реке Сальс. В то время как наши были отвлечены этой работой, многие враги начали сбегать с высокого места, а так как наши не отвлекались от работы, они, пустив многочисленные стрелы, многих ранили. И как говорит Энний[461], «наши на короткое время отступили». И вот когда, вопреки обыкновению, наши стали отступать, два центуриона пятого легиона, переправившись через реку, восстановили строй. И, когда они с выдающейся доблестью превосходно действовали, один из них погиб под ударами стрел с высокого места. Второй, начав неравное сражение и увидев себя окруженным со всех сторон, быстро выступив, ударил ногу. Услышав о падении этого мужа, сбежалось множество врагов, а наши всадники, перейдя через более низкое место, начали теснить противника до вала. И вот когда они слишком страстно стали убивать врагов внутри укрепления, они были отрезаны турмами всадников и легкой пехотой. И если бы не высшая их доблесть, то они были бы захвачены живыми: ведь они были так стеснены укреплениями, что, будучи всадниками, на небольшом пространстве едва могли защититься. В этих двух сражениях многие были ранены, и среди них Клодий Аквитий. Хотя сражение шло лицом к лицу, из наших никто не погиб, кроме двух центурионов, стяжавших славу.

24. На следующий день оба войска сходились к Сорикарии[462]. Наши начали вести укрепление. Когда Помпей заметил, что его отделяют от крепости Аспавии[463], что в пяти милях от Укуби, он был вынужден из-за этого вступить в бой. Но он не принял сражение на ровном месте, а желал из холмика сделать высокий курган и поэтому был вынужден войти в неудобное место. И оба войска устремились к выступающему холму, но наши их удержали и отбили на равнину. Это сделало сражение для нас удачным. Когда же враги стали повсюду отступать, наши начали их в большом количестве убивать. Им гора, а не доблесть была спасением; и если бы им на помощь не подоспел вечер, то они были бы лишены всякой помощи, хотя наших было и меньше. Ведь из легкой пехоты пало 324 человека и из легионеров — 138, а кроме того, наши собрали их оружие и доспехи. Так была отомщена врагам гибель накануне двух центурионов.

25. На следующий день Помпей двинул свои части в то же место, исполняя прежний план: ведь, кроме всадников, никто не осмеливался выйти на равнину. Когда наши занимались работой, конница начала атаку и одновременно легионеры, подняв крик, стали требовать преследовать нас. Полагая, что те готовы к битве, наши вышли далеко из низкой котловины и выстроились на равнине в неудобном месте. Но враги, несомненно, не осмеливались спуститься на равнину, кроме одного Антистия Турпиона[464], который был уверен в своих силах и не считал никакого противника себе равным. Здесь, как говорится, развернулся поединок Ахилла и Мемнона[465]: Кв. Помпей Нигер, римский всадник из Италики[466], выступил из наших рядов на бой. Поскольку ярость Антистия мысли всех обратила от трудов к зрелищу, строи смешались: ведь столь сомнительной была победа какого-либо бойца, что казалось, только гибель обоих прекратит битву. Так страстно и жарко каждая сторона желала победы своему. Когда жаждущие доблести спустились на равнину и стали видны их щиты, покрытые блестящими похвальными знаками, их битва определенно кончилась бы, если бы вскоре легкая пехота ради охраны лагеря не появилась недалеко от нашего лагеря. Поскольку наши всадники отступили и вернулись к лагерю, противники стали с жаром их преследовать. Они же все, подняв крик, напали на врага. А когда враги, устрашенные этой атакой, обратились в бегство и многих потеряли, всадники вернулись в свой лагерь.

26. Цезарь за доблесть дал Кассианской турме 13 тысяч сестерциев, префекту — пять золотых ожерелий, легкой пехоте — 10 тысяч сестерциев. В тот же день А. Бебий, Г. Флавий и А. Требеллий, римские всадники из Асты[467], покрытые серебром, перебежали к Цезарю. Они сообщили, что все римские всадники, находившиеся в лагере Помпея, составили заговор, чтобы его предать; по доносу раба они были схвачены, и лишь они трое избежали ареста и перебежали. В тот же день было перехвачено письмо Гн. Помпея урсаонцам[468]: «Хотя до сих пор из-за нашего счастья мы отбивали врагов, но, если бы могли их вывести на равнину, война закончилась бы раньше, чем вы думаете. Но они не осмеливаются вывести в поле войско, состоящее из новобранцев, и ведут войну с нашими гарнизонами: ведь они осаждают отдельные общины и оттуда получают себе продовольствие. Поэтому я буду сохранять за нашей партией общины и вскоре закончу войну. Я намерен послать к вам когорты. Ведь лишенные нашего продовольствия, они неминуемо обратятся к сражению».