27. Через некоторое время, когда наши случайно разбрелись, было убито несколько всадников, рубивших деревья в оливковой роще. Тогда же перебежали рабы, которые сообщили, что на третий день мартовских нон[469]
произошло большое сражение у Сориции и был большой страх и что Аттий Вар[470] защищает крепости в округе. В этот же день Помпей двинул войска и остановился напротив Гиспалиса[471] в оливковой роще. Прежде чем Цезарь двинулся туда же, стала видна луна около шестого часа. Двинувшись к Укуби, Помпей приказал сжечь укрепление, которое он оставлял, и, сжигая город, он ушел в большой лагерь. Когда через некоторое время Цезарь начал завоевывать город Вентиспон, тот сдался, и Цезарь двинулся в Карруку и установил свой лагерь напротив лагеря Помпея. Помпей сжег город, который закрыл перед ним ворота. Воин, который в лагере убил своего брата, был захвачен нашими и забит дубинами. Двинувшись отсюда, Цезарь прибыл на равнину Мунды[472] и разбил свой лагерь напротив помпеянского.28. На следующий день, когда Цезарь двинулся дальше, он узнал от своих разведчиков, что Помпей с третьей стражи стоит в строю[473]
. Услышав это, он выдвинул вперед знамя. Ведь Помпей потому вывел войска, что еще до этого писал своим сторонникам в общине Урсон, что Цезарь не хочет выйти в долину, потому что большая часть его войска состоит из новобранцев. Этим письмом он весьма укрепил мысли горожан. Полагаясь на это мнение, Помпей считал, что он может делать все. Он защищался и природой этого места, и укреплениями города: ведь вся эта местность, как мы говорили выше, была покрыта великолепными холмами, и их не разделяла никакая равнина.29. Но у меня нет никакого резона умолчать о том, что произошло в это время. Между обоими лагерями располагалась равнина приблизительно в пять миль, так что вспомогательные войска Помпея защищались и городом, расположенным на возвышении, и природой этого места. Начинаясь отсюда, равнина вблизи выравнивалась, а подход к ней пересекался рекой, которая делала доступ к ней очень неудобным: ведь, проходя по обрывистой и болотистой местности, она текла вправо. И Цезарь, увидев прямой строй, не сомневался, что нельзя двигаться прямо через центр равнины для боя с врагом. И это все понимали. К этому прибавлялось, что место хорошо подходило для конницы, что день был солнечным и безоблачным, так что казалось, что и время избрано бессмертными богами для сражения. Наши радовались, но некоторые и боялись, ибо в этом месте решались дело и судьба всех, так что сомневались, как бы дело не рухнуло в течение часа. И вот наши двигаются в сражение, и мы считаем, что противники сделают то же самое. Но те не решились двинуться далее чем на милю от укреплений города, близ стены которого они решили сражаться. Итак, наши идут вперед. Между тем характер местности требовал от противника, чтобы и он при таких условиях стремился к победе. Однако враги не отказались от своего решения, и не спустились с возвышенности, и не отошли от города. Когда наши твердым шагом приблизились к ручью, противники не перестали сопротивляться на неровном месте.
30. Их строй состоял из 13 легионов, по бокам которых находилась конница с шестью тысячами легких пехотинцев и почти таким же количеством вспомогательных войск. Наши войска насчитывали 80 когорт[474]
и восемь тысяч всадников. И вот когда наши приблизились к неровному месту на краю равнины, стало казаться, что превосходство на стороне врага, ибо возникла опасность, как бы он жестоко не ударил с высоты. Когда Цезарь это заметил, то, боясь, как бы по его вине не случилось что-либо плохое, приказал остановиться. Когда этот приказ достиг ушей людей, они приняли его тяжело и враждебно, считая, что Цезарь помешал им завершить сражение. Эта задержка взбодрила врагов, ибо они сочли, что войска Цезаря боятся вступить в сражение. Так возгордившись, они захватили неровное место, что доставило нашим еще большую опасность. Воины десятого легиона заняли свое место на правом фланге, левый фланг заняли третий и пятый легионы, а также вспомогательные войска и конница. При большом крике началось сражение.